И настанет день третий

Шовкуненко Олег

Мой ответ поверг Саида в бездну отчаяния:

– Я… я… я… не хочу умирать. Меня ждут дома.

Саид стал по-детски всхлипывать. В проблесках красных вспышек я видел его мокрое от воды и слез лицо, устремленное в небо. В этот момент я почувствовал себя большой сволочью, отнявшей у человека последнюю надежду. Наверное, лучше было бы солгать.

– Кириллович, я помолюсь, – Саид словно спросил моего разрешения.

– Помолись, друг. Пусть твой Аллах подарит нам легкую смерть.

Сказав это, я что есть сил прижал к себе кока. Мы обнялись крепче, чем братья. Отдать частичку своего тепла товарищу – вот все, что мы могли сделать друг для друга. И в какой-то момент показалось, что действительно стало теплее. Но это всего лишь на мгновение, на одно короткое мгновение. Нет, не нам соперничать с огромным

ледяным океаном. Несколько минут спустя я ощутил, что сознание вновь обволакивает густое туманное марево, тело становится нечувствительным и неуправляемым, а веки наливаются свинцовой тяжестью. Из всех чувств мне пока не изменил лишь слух. Я продолжал отчетливо слышать вой ветра, плеск волн и монотонное бормотание Саида.

Первый раз в жизни я пожалел, что не верю в Бога. Наверняка легче умирать, зная, что впереди тебя ждет не мрачное ничто, а новая вечная жизнь, полная спокойствия и блаженства. Хотя, что—то не верится в рай на небесах. Даже самые рьяные религиозные фанатики до последнего цепляются за этот бренный мир, а не спешат выстроиться на прием к палачу. Вот и Саид… Саид! Я вдруг понял, что больше не слышу голоса своего товарища.

Напрягая последние силы, я расплющил тяжелые непослушные веки и глянул в лицо кока. Оно было спокойно и недвижимо как гипсовая маска. Возможно, Саид еще был жив, однако уже окончательно лишился сознания.

Ну, вот и все. Теперь мой черед. Я уткнулся лицом в неподвижное плече кока и попытался поскорее забыться. Один, два, три… Я считал, словно в ожидании, когда подействует наркоз. Десять, одиннадцать, двенадцать… Подействовало. Сознание угасало, растворяясь в кромешной мгле. Мгла! Я так и знал! Я же говорил, что ТАМ ничего нет. Именно с этой мыслью я и провалился в мрачное никуда.

Глава 2

Сознание возвратилось одним махом. Складывалось впечатление, что еще секунду назад я и вовсе не существовал, а затем бах… и ваш покорный слуга материализовался в полном здравии и уме, способный видеть, слышать, чувствовать и размышлять. Кстати, а поразмышлять было о чем. Последнее, что я помнил, это ледяной, свирепый, жестокий океан, который словно ненасытный вампир выпил из меня все тепло, а вместе с ним и жизнь. Все это было. Ей богу было! А что теперь? А теперь я лежу на рифленом металлическом полу, уткнувши взгляд в хорошо знакомую фирменную надпись «Schindler». Это что – лифт? Едва заметная вибрация и легкое гудение электромотора развеяли всякие сомнения.

Что за черт?! Я поднялся на колени и огляделся по сторонам. Точно лифт. Причем большущий, такой, какие обычно ставят в многолюдных учреждениях или бизнес-центрах. Стены из полированной стали, раздвижная дверь и огромное, в рост человека, зеркало. Все как положено, все как всегда. Однако, чего-то не хватает. Ах, вот в чем дело! Я понял что искал, но никак не находил. В кабине лифта и в помине не было панели управления. Только одна кнопка. Большая, светящаяся белым кнопка с нанесенным на ней символом. Огненно-красное солнце с закрученными по спирали лучами. Я знал этот символ – знак вечного движения. Оставалось лишь выяснить движения куда?

Такая, я бы сказал, упрощенная система управления наталкивала на мысль, что я в каком-то техническом или служебном подъемнике. А вдруг, это и впрямь грузовой лифт? Я непроизвольно еще раз огляделся по сторонам. Не похоже. Все сверкает новизной, ни пылинки, ни царапинки. А главное, в грузовых лифтах не ставят зеркал.

Повернувшись к зеркалу, я поглядел на себя. Н-н-да… Похоже, что мои воспоминания о крушении «Жокея» это не дурной сон, а все-таки что-то такое напоминающее правду. Доказательства, как говориться, налицо. На мне красовался все тот же желтый дождевик, поверх которого был надет спасательный жилет. Заметьте, надутый жилет. Воспоминания оказались бы полными и абсолютно подтвержденными, окажись я мокрым и дрожащим от холода. Но вот чего не было, того не было. Одежда сухая и чистая, как будто только что из шкафа, а самому мне тепло и комфортно. Вот загадка, так загадка!

Не беда, разберемся. Я ободряюще подмигнул своему отражению, и оно мне ответило такой же дурацкой кислой улыбкой. Несколько секунд мы строили друг другу рожи. Странное дело, почему-то показалось, что отражение не поспевает за мной. Словно я смотрю не в зеркало, а в прозрачное стеклянное окно, за которым мой двойник пытается копировать все движения оригинала. Да и сам двойник выглядел как-то странно. Никак не похож на человека, только что пережившего кораблекрушение. Скорее смахивает на клиента фотоателье. Знаете, когда приходят запечатлеть свой драгоценный облик для заграничного паспорта. Все должно быть чики-пики. Побольше глянца и респектабельности, чтобы у клерка в иностранном посольстве сложилась полная иллюзия, что перед ним солидный российский бизнесмен, а никак не какой-нибудь гастарбайтер Вася. Лично мне никогда не нравился такой стиль. Вот и сейчас я чисто автоматически разлохматил наполненные легкой сединой каштановые волосы, сурово сдвинул густые брови и хищно пробуравил Глебова номер два немигающим взглядом серых глаз. Так то вот получше будет. Теперь понятно – визы здесь выдаю я.

Дзинь! Легкий толчок остановки и дверь за моей спиной услужливо расползлась. Ну, что ж, сейчас посмотрим, в какую такую кантору меня занесло. Чтобы не выглядеть полным идиотом я поспешно сдавил выпускной клапан спасательного жилета. Как только резина ослабила хватку, я стянул оранжевый слюнявчик и под свист выходящего газа сделал первый осторожный шаг наружу.

Мы так привыкли лицезреть за дверью лифта зашитый в мрамор или гранит вестибюль, что я даже опешил, обнаружив за порогом обычную комнату. Вернее нет, не совсем обычную, а довольно большую. Пять метров на пятнадцать, чисто машинально прикинул я размер помещения, напоминавшего бухгалтерию мясокомбината во время ревизии. Стеллажи, гнущиеся под тяжестью пухлых папок и подшивок, плакаты с графиками и схемами, невообразимое количество записок и памяток, пришпиленных к стене обычными конторскими кнопками. И, естественно, эпицентр всего этого эпистолярного царства – огромный письменный стол.

За столом, слегка покачиваясь в высоком рабочем кресле, восседал розовощекий лысый толстяк в дорогом черном костюме и поблескивающих золотой оправой очках. При моем появлении работоголик даже не вздрогнул. Продолжая сосредоточенно просматривать какие-то бумаги, он лишь метнул в мою сторону быстрый взгляд узких поросячьих глазок и едва заметно кивнул. Что означал этот кивок я так и не понял. Может приветствие, а может просто хозяин кабинета таким образом отметил для себя появление очередного клиента.

Не скрою, я был ошарашен. Куда это меня занесло? Сколько времени прошло с момента катастрофы? Удалось ли спасти еще кого-нибудь из экипажа? Вопросы роились во всклокоченном мозгу и рвались наружу. Однако, что-то мешало их задать. Что-то в этой комнате было не так. Что-то неуловимое нашептывало мне: «Рано радуешься своему спасению. Впереди, друг сердешный, тебя ждет еще уйма неприятностей».

Я тут же среагировал на предупреждение внутреннего голоса. Начнем с того, что меня должны заметить, и не просто заметить, а понять, что я человек, с которым должно считаться. Вторично пробежав взглядом по комнате, я обнаружил стул, на котором громоздилась полуметровая кипа бумаг. Стул – это то, что мне нужно. Не торчать же вечно в дверях! Храня молчание, я сгрузил макулатуру прямо на пол и завладел заветным насестом. Затем, громко топая ботинками, прошагал через половину просторного офиса и опустил стул у самого письменного стола. Усевшись аккурат напротив молчаливого хозяина, я состроил скучающую мину.

– Вы, господин Глебов, именно такой, каким я вас себе и представлял, – толстяк на секунду оторвался от чтения и удосужил меня своеобразным приветствием, подкрепленным ехидной ухмылкой. Правда, дальше дело застопорилось. Он снова уткнул глаза в распечатку словно позабыв о моем присутствии.

Ну, ладно, я тоже не останусь в долгу. Хотя меня и раздирают любопытство и нетерпение, буду спокойным и непробиваемым. Для затравки неплохо бы привлечь внимание каким-нибудь простым и нейтральным вопросом: «Как пройти в библиотеку?» или «Бабуля, закурить есть?» Перебирая варианты, я закусил губу. Неожиданно взгляд уперся в золоченую раму и хорошо знакомые женские черты. На стене напротив висела картина. Вообще-то сложно назвать картиной взгляд живых карих глаз и нескрываемую иронию нежных губ. Я никогда не видел «Джаконду» в оригинале, но эта имитация показалась мне совершенной.