И небеса пронзит комета
Шрифт:
Правда, должен заметить, что я-то свои перспективы использовал далеко не в полной мере. Ведь какое-то время я был координационным директором Корпорации, именно в моих руках соединялись нити всех направлений нашей работы. Потом направления были разделены – выделена функция управления, производства АР, выпуска протезов, фармацевтическая, транспортная, маркетинговая, а мне достались только «специальные операции».
Направление, конечно, очень важное и конфиденциальное, но я-то хотел большего.
– Не переживай, мальчик мой. – Как я ни старался скрыть свое разочарование, но Ройзельман его все равно заметил. – И не думай, что это понижение. Тебе доверено самое сложное и самое ответственное направление, и никому другому я это доверить не могу. По ряду вопросов, касающихся первой половины списка твоих задач, ты подотчетен только мне. Это говорит само за себя.
Вроде бы приятно – такое доверие, личные отношения и все такое… Но вот по другим вопросам я теперь отчитывался перед новым координационным директором, и это мне не нравилось. Совсем не нравилось.
Вот сижу сейчас в кафе над чашкой кофе, которого я даже не пригубил, а мысли буквально сочатся иронией и сарказмом. Я мог ожидать от Ройзельмана всего, чего угодно. Но чтобы он начал продвигать по службе свою любовницу?!
Нет, я, разумеется, никогда не думал, что у Ройзельмана не может быть любовницы. В конце концов, он – живой человек (хотя иногда, глядя на него, в этом можно усомниться), и ничто, так сказать, человеческое не должно быть ему чуждо. К тому же нельзя не признать, что Эдит очень красива, так что Ройзельмана можно понять. Но чтобы заниматься таким… вульгарным протекционизмом. Как-то это с ним не вязалось. Мне всегда казалось, что он выше человеческих страстей.
Хотя Эдит, никуда не денешься, баба с головой и вполне достойна поста координационного директора. Я это понимаю, но обидно, это одна из причин, даже основная причина моей к ней нелюбви. Кроме этого поста (и, замечу в скобках, расположения шефа), нам делить нечего. Между нами никогда не было ничего, кроме деловых отношений. Эдит красива – и одновременно смертельно опасна. Как тропическая змея. Боюсь, и эмоциональность у нее тоже на уровне анаконды. Что называется, человек без комплексов, под стать Ройзельману. Впрочем, надеюсь, и мне самому.
Несмотря на заверения шефа, мои «специальные операции» на деле оказались занятием не столь уж заманчивым. Наверное, в самой глубине человеческого естества скрыт акулий инстинкт – сколько ни дай, все мало. Три месяца назад я и мечтать не мог о том, что имею сейчас: практически ничем не ограниченное финансирование, власть, подкрепленная косвенным контролем над Корпоративной полицией (а у нас появилась и такая) и прямым – над глубоко зашифрованным «корпоративным спецназом», небольшой, но очень эффективной группой профессионалов, способных на все.
Передо мной открылись все двери… но этого мне было мало. Мало, мало, мало…
Ведь в глубине души я надеялся, что Ройзельман видит во мне не только своего преданного последователя, но и достойного преемника. А он взял – и отодвинул меня, чтобы поудобнее устроить свою шлюшку. И пусть его пассия была хоть трижды из породы победителей, дела это отнюдь не меняло. Я мог даже искренне восхищаться ей, но я жестоко ревновал, причем сильнее и мучительнее, чем мужчина может ревновать женщину. Только сейчас до меня дошло, что внимание Ройзельмана было необходимо мне гораздо больше, чем я сам считал.
– Добрый день. – Грациозная молодая женщина в новеньком собольем полушубке без лишних расшаркиваний присела напротив меня. Отлично. Пунктуальность – выше всяких похвал.
И – хороша. Очень хороша. Глядя со стороны, никто бы не догадался, что ее левая рука – киберпротез. Правда, из самых дорогих, полная имитация конечности, вплоть до мельчайших кожных волосков. Еще бы, она могла себе такое позволить. И кстати, вполне могла себе позволить и не работать. Но… Вот ведь как интересно в жизни бывает. Знаменитая, богатая Вера Лабудова, пожалуй, одна из самых ценных наших сотрудниц. Наших, в смысле WDC, организации, объединяющей участвующих в Программе женщин, которую Корпорация, разумеется, финансировала более чем щедро.
Вера – одна из тех искренних энтузиасток, кто способен вовлечь в Программу еще не охваченных ею женщин, убедить их самим своим примером. Особую пикантность всему этому придает то, что Вера – дочь Александра Кмоторовича. Да-да, одного из самых выдающихся ученых современности и, так сказать, попутно – идейного врага Ройзельмана. Кстати, Кмоторович еще и учитель этого ботана Феликса. Дикие они все-таки люди. Как можно сохранять их идеи в наши-то времена!
Но Вера ко всему этому касательства не имела. Она жила в своем мире и, похоже, особо не вникала ни в какие споры. Она была одержима детьми и только детьми.
– Вы, как всегда, прекрасны, – сказал я вполне искренне, – и, что еще важнее, как всегда, пунктуальны.
– Спасибо. – Она раскраснелась, как школьница после первого комплимента. – Я и должна быть пунктуальной, ведь я оставила Оленьку с нянечкой и поспешила к вам. Надеюсь, много времени это не займет, я бы хотела еще поехать с ней погулять в парк возле Старой площади. Там собираются женщины с детьми из Университетского квартала, и иногда…
Ох уж мне эти зацикленные мамочки. А Вера – чуть не самая яркая представительница этой породы. Если ее не остановить, она может трещать часами. Конечно же, о детях. О детях вообще и ее расчудесной малютке в частности. Впрочем, такие агитаторши нам и нужны. И мне, к счастью, терпеть весь этот розовый сироп совершенно не обязательно.
– Тогда давайте сразу к делу, и разбежимся. Чем вас угостить? – вежливо спросил я. – Быть может, кофе глясе?
Я знал, что Вера его любит, и она действительно кивнула еще до того, как с губ ее сорвалось «ах, что вы, ничего не нужно». Заранее предупрежденный мной кельнер принес кофе мгновенно.
– Мне вообще-то нельзя… – сказала она, с удовольствием пригубив. – Кофеин в молоко попадет, Оленька может перевозбудиться…
– Ну что вы, не волнуйтесь, – сказал я с максимальной заботой, которую был в состоянии вложить в свой голос. – Дети-R не предрасположены ни к каким пищевым аллергиям. Хотя, конечно, злоупотреблять все-таки не стоит, – поспешно добавил я.