И нет этому конца
Шрифт:
— Что ж, попробуй, — разрешаю я.
Яхин поднимается на дорогу и, отчаянно лавируя между идущими машинами, перебегает на ту сторону…
У нас тоже дела идут веселее. Старший лейтенант старается вовсю.
Полковник сверху нахваливает нас:
— Добре… Добре… Так темп держать!
Я вижу, что Кружков так же, как и я, хочет в один прием добраться до машины. И это нам почти удается: за все время мы отдыхаем всего два или три раза.
А Яхин тоже выполнил задуманное. Но подогнать «санитарку» на полсотню метров — еще не все. Ее отделяют от нас несколько рядов непрерывно
Мы видим маленькую фигурку Яхина, которая то появляется, то исчезает на той стороне. Он бегает вдоль дороги, высматривая для нас просвет между машинами. Но какая польза от его подсказки, если нам все равно не поспеть за ним?
А он досадует на нас. Его злит наша неповоротливость и наша непонятливость, как он считает…
Но у старшего лейтенанта свой план. Он пропускает огромную колонну автомашин с боеприпасами. Несмотря на то что полковник продолжает сердито поторапливать нас, мы терпеливо дожидаемся, пока проедет мотопехота. И только когда появляются громыхающие коробки тяжелых танков, Кружков говорит мне:
— Пора!
Подхватив полковника, мы бросаемся через дорогу… С переднего танка замечают нас и сбавляют ход… Следующее препятствие — бронетранспортер. Но и он вскоре остается позади… Так, совершая броски от одного ряда машин к другому, мы за какую-то минуту оказываемся на той стороне.
— В темпе!.. В темпе!.. — продолжает подгонять нас и себя полковник.
Из фургона «санитарки» выглядывают наши раненые и больной. Они несколько возбуждены и озабочены предстоящим подселением: был бы это свой брат солдат или, куда бы еще ни шло, младший офицер, а то полковник!
Но они напрасно беспокоятся. Поколебавшись, я принимаю решение: полковник есть полковник, и место его в кабине…
У подножки он отпускает наши плечи и хватается обеими руками за дверцу.
— Ну, все… Теперь я сам!
Но сказать легче, чем самому взобраться на подножку. К счастью, мы рядом и вовремя приходим на помощь.
Кабину он заполняет собой почти всю. Яхин выглядывает откуда-то из-под его локтя.
— Поехали! — говорит раненый шоферу.
И тот, даже не поглядев, сел я или нет, рванул с места!
Я едва успеваю вскочить на подножку.
Мы выезжаем на дорогу и занимаем место между двумя трофейными итальянскими грузовиками.
Я держусь обеими руками за дверцу с опущенным стеклом.
Хотя нас разделяет всего несколько сантиметров, полковник совершенно не обращает на меня внимания: как будто на подножке никого нет…
— А нельзя ли побыстрее? — вдруг обращается полковник к Яхину.
Я вижу, что им с новой силой овладевает нетерпение… Но как «побыстрее»? Обгонять идущие впереди машины? Это невозможно. Справа от нас бесконечный кювет и траншеи с окопами, а слева половодье машин, направляющихся навстречу — к передовой. Некоторые из них проходят так близко, что едва не задевают нас бортами. Узенький коридор, в который мы зажаты с обеих сторон, не дает нам возможности не только обогнать кого-то, но и вообще проявить даже малейшую самостоятельность.
И все же иногда, очень редко, чаще всего на стыке колонн, когда интервалы немного увеличиваются, можно обогнать одну, от силы две машины.
Первая же
Яхину ничего не остается, как помахать кулачком вслед своему более удачливому сопернику.
Новая возможность попытать счастья появляется только через четверть часа. На этот раз Яхин не зевает. Ему удается обогнать грузовик и идущую перед ним легковушку. Конечно, пара десятков метров — успех не ахти какой. Но даже такая малость поднимает у полковника настроение: начало положено! А может быть, тут капелька азарта? Ведь невозможно участвовать в подобного рода обгонах и не загореться чисто спортивным интересом.
И в самом деле, не успели мы занять новое место в колонне, как он уже теребит Яхина:
— А ну, ну, ну!.. Быстрей, быстрей!
А тот, окрыленный своей первой удачей, гордый тем, что к нему так просто обращается полковник, бросает «санитарку» в отчаянно короткий просвет между машинами. Надо было видеть, с какой точностью и быстротой он проскочил мимо «газика», который пытался опередить его, и обогнал тягач, тянувший за собой на буксире подбитую «тридцатьчетверку»…
Полковник аж крякает от удовольствия, глядя на эти яхинские курбеты.
А через несколько минут мы производим новый бросок. И еще одна машина остается позади.
То, что Яхин первоклассный шофер, и говорить нечего. Но сейчас он к тому же в ударе…
И тут неожиданно мне приходит в голову недобрая мысль: скорее всего, он лезет из кожи, чтобы угодить полковнику. Только для чего? Чтобы тот взял его с собой? Или запомнил на будущее? Во всяком случае, усилия его не пропадают даром. Полковнику он явно нравится.
Не то что я. На меня тот вообще не обращает внимания. Разумеется, это не значит, что я ему неприятен или он имеет что-нибудь против меня, я бы это почувствовал. Здесь что-то другое. Но что? Может быть, все дело в том, что я ему сейчас не нужен? Сейчас ему нужно яхинское умение — и ничего больше?
Но осуждать его за это просто глупо. У него единственное и глубоко понятное мне желание — быстрей обернуться. Удастся ли ему это — другой вопрос. Он даже не подозревает, что ему придется «припухать» в госпиталях по меньшей мере месяца два. Но об этом известно лишь мне. Он же еще на что-то надеется. И в первую очередь на лихие яхинские обгоны…
Только пользы от них мало. За это время мы обогнали всего восемь машин. Восемь из сотен растянувшихся на многие километры.
И вдруг полковник обращается ко мне:
— Медсанбат в Оберхаузе?
— В Оберхаузе, товарищ гвардии полковник!
— Сейчас посмотрим, — говорит он и достает из полевой сумки карту. Разложив ее на коленях, принимается искать Оберхауз. Наконец находит его. Оказывается, кроме нашего шоссе туда ведет и узкая полевая дорога.
— Она километра на три короче, — сообщает полковник. — И движение там, надо думать, не столь плотное.
Действительно, от шоссе ответвляются несколько проселочных и полевых дорог. Две или три мы уже проехали. Которая наша?