И нет этому конца
Шрифт:
— Ну что ты? Откуда? — безжалостно ответил Крашенков.
И снова в глазах девушки он увидел отчаяние. Ужасно нехорошо. Сделать бы ей какой-нибудь знак, чтобы зря не огорчалась. Но Донцов непременно заметит. Да и она может не понять. Остается одно — скорее его спровадить.
— Что же будем делать, а? — продолжал страдать Донцов.
— Не знаю, — пожал плечами Крашенков и осторожно добавил: — Хотя я где-то их видел…
— Где?
— Не то в штабной аптечке, не то у пожарников…
— Ну, вот и нашли! — живо обернулся Донцов к девушке.
— Знаешь, —
— Нельзя мне.
— Почему нельзя?
— Здрасьте!
— Да никого больше сегодня не будет!
— А я в этом не уверен. Гладков же приходил.
— Я бы сам пошел, да я не знаю, какие там таблетки от уха и какие от брюха.
— А ты тащи аптечки целиком. Здесь разберемся.
— Смеешься?
— Ну что ты!
Донцов внимательно посмотрел на товарища и произнес:
— Ну, ладно.
У порога он обернулся и сказал:
— Смотри!
— Что смотреть? — усмехнулся Крашенков.
— Ничего, — пробормотал Донцов и вышел из хаты.
Девушка стояла неподвижно и старалась не глядеть на Крашенкова.
— Садитесь, — сказал он ей.
Она бросила на него короткий взгляд и села. Руки положила на колени. Большие, огрубевшие от работы руки.
— Ну, как мама себя чувствует?
— Як завше…
Это были первые слова, которые она произнесла сегодня. «Як завше» — как всегда. И как тогда на хуторе, ее голос поразил Крашенкова странным сочетанием чистоты и приглушенности звуков. Хотелось и дальше слушать. Но она оказалась на редкость молчаливой. К тому же и времени на разговоры нет. Катушке с его быстрым, натренированным шагом связиста достаточно минут двадцати, чтобы обернуться…
— Постойте! — несколько поспешней, чем надо, сыграл Крашенков. — Я еще раз посмотрю!
Он подошел к громадному сундуку, в котором хранились трофейные медикаменты. Поднял тяжелую крышку и, придерживая ее плечом, стал рыться внутри. Чего тут только не было! Навалом лежали всевозможные пилюли, таблетки, порошки с названиями, которых не встретишь ни в одном из медицинских справочников, какие-то патентованные немецкие средства, о назначении которых можно лишь догадываться. Конечно, их давно следовало выбросить. Но все попытки Крашенкова в этом направлении наталкивались на упорное сопротивление Рябова: «Зачем выбрасывать? Может, еще пригодятся…» И Крашенков не настаивал. Он и сам втайне надеялся, что рано или поздно удастся найти какой-нибудь немецкий рецептурный справочник, который поможет разобраться в этом хозяйстве. А пока запасливый санинструктор сваливал в сундук все новые и новые медицинские трофеи, тем более что недостатка в них — в связи с наступлением советских войск — не было.
Но вот несколько дней назад, готовясь к переезду, Крашенков в спешке сунул туда пузырек с желудочными таблетками. А теперь попробуй найти их… Здесь черт ногу сломит!..
— Пане ликар! — услышал он голос девушки. — Дайте я крышку подэржу!
— Подержите… если не трудно…
Едва крышка освободила его, он повел планомерные поиски и уже через минуту
— Вот они! Нашлись!
— Дякую, пане ликар! — смущенно поблагодарила девушка. Она стояла в неудобном положении: как-то боком, придерживая обеими руками тяжелую крышку.
— Сейчас закрою! — спохватился Крашенков.
Когда они опускали крышку, он вдруг щекой ощутил тепло, которое исходило от ее широкого лица с большими черными глазами. Он повернулся к ней. В глазах девушки взметнулось удивление. Неожиданно для себя он взял ее за плечи и притянул к себе. Почувствовал, как напряглись под блузкой мышцы. Он попытался поцеловать девушку в губы, но она отвела лицо. Он с силой повернул ее голову к себе, но она лбом уперлась ему в подбородок.
Оба молчали.
Первым заговорил Крашенков:
— Поцеловать-то, наверно, можно?
— Не можно…
— Почему не можно?
— Не можно, — повторила она.
— Не можно так не можно, — добродушно согласился Крашенков, отпуская ее. — Отложим до другого раза!
— Не можно, — в третий раз тихо произнесла она.
Крашенков отсыпал в бумажный кулек таблеток, отлил в пустые пузырьки немного валерьянки и нашатырно-анисовых капель, все это уложил в консервную банку из-под ленд-лизовской колбасы и подал девушке:
— Прошу, пани!
Она неуверенно взяла и неожиданно прижала банку к груди.
— Дякую вам, пане ликар!
— Желудочные таблетки, — сказал Крашенков, — принимать три раза в день перед едой. Валерьянку пить перед сном… Запомнили?
Она виновато взглянула на него и покачала головой.
— Подождите, я запишу вам…
Только закончил он писать, как кто-то громко постучал в ставню. Крашенков вскочил, подошел к окну. За стеклом неясно белело возбужденное лицо Рябова. Старшина энергично шевелил своими пухлыми губами и показывал рукой на дверь.
Крашенков вышел во двор. Его сразу, как черная вата, окутала густая плотная темнота.
— Товарищ лейтенант, срочно к начальнику артсклада!
— Что случилось?
— Старшего лейтенанта Мхитарьяна убили!
— Что? Где? Кто?..
— Бандеры!.. Только что нашли его мертвого!
— Где?
— Недалеко отсюда. В трех километрах. Его уже в штаб привезли!
— Как же так?
— Товарищ лейтенант, быстрее!
— Иду!..
Мхитарьян лежал на полу, покрытый с головой солдатской шинелью. Крашенков прошел мимо, превозмогая острое желание взглянуть на убитого.
В штабе было полно народу. Все мрачные и возбужденные. Одни чистили и приводили в порядок личное оружие, другие обступили начальника артсклада, который пытался связаться с кем-то по полевому телефону.
Увидев Крашенкова, капитан Тереб отставил трубку и сказал:
— Лейтенант, осмотрите…
В штабе стало так тихо, что был слышен каждый скрип и шорох. Провожаемый взглядами, Крашенков подошел к телу, опустился на колени. Обернулся, коротко сказал:
— Посветите!
Несколько коптилок и керосиновых ламп, встревожив и разогнав тени, сошлись у него над головой.