И нет конца паломничеству
Шрифт:
Риз бывал в аквитанских и провансальских столицах, рядом с которыми Лондон выглядел большой деревней; путешествовал вдоль итальянских берегов, смотрел с холма на священный Иерусалим. Но нигде он не видел такого скопления людей всяческой породы, что в Лондоне; нигде, кроме как на подступах к Олсгейту, не приходилось ему стоять в толчее телег столько, что хватило бы времени свече прогореть. По сравнению с другими городами Англии Лондон казался разукрашенной шлюхой рядом с деревенскими девочками: слишком большой, слишком шумный…
Грач
— Вот он, лучший город Англии, — пробормотал Джонов наниматель с улыбкой. — Здесь даже дышится по-другому.
Тут Джон был согласен: нигде не случалось ему прямо в уличной толпе дышать пылью и пряностями восходных земель вместе с запахом датских копченостей. Это не говоря уже о неповторимом аромате сточных вод, который перебивал все и вся. «Что плохо в городах, — сетовал когда-то мэтр Франко, — что даже у самого завзятого охотника здесь быстро отбивает нюх!». Грач, очевидно, завзятым охотником не был.
Ведя запасных лошадей в поводу, они чинным шагом проехали по улицам Ист-Энда. Дорога заняла довольно много времени; уже слышались крики чаек от реки, когда они свернули к небольшому дому в безымянном тупике. Дом ничуть не походил на обиталище богатейшего аристократа: низкие потолки, обычные окна со ставнями… Но Фаско расплылся в широкой улыбке, и даже у Грача дернулся уголок рта:
— Ну, вот мы и дома, сэр Джон. Разумеется, — добавил он, — если вы не предпочтете поселиться где-нибудь еще.
Риз только плечами пожал.
Он мог бы, конечно, остановиться на постой у какой-нибудь вдовы посимпатичнее — Риз не сомневался, что отказа не получит. Но зачем? Жилище Руквуда, хоть и неказистое, было ничем не хуже любого другого.
— Я так и думал, — кивнул Грач. — Слуг у меня немного, и те заняты только хозяйством. Но если вам нужно, скажите Фаско, он наймет какого-нибудь малого.
— Нет, — качнул головой Риз, — я привык обходиться без слуг.
Конечно, когда он шел в конном строю, его, по необходимости, сопровождал оруженосец и грум — в одном лице. Но те времена давно прошли, а того мальчишку убили. Как и многих, многих других.
Дом говорит о человеке куда больше, чем его слова; порой даже больше, чем его оружие.
Внутри неказистое здание оказалось спланировано разумно и просто: все комнаты на обоих этажах выходят в коридор, никаких анфилад. Узкие окна давали не слишком много света, но из-за беленых стен потолок не давил на плечи. Что поражало больше всего — несчетное количество книг. Какая там одна комната под домашнюю библиотеку, как стало модно последнее время у владетельных баронов! Полки, уставленные переплетенными в кожу томами, свитками пергамента и даже стопками новомодной бумаги, начинались уже с коридора. Баснословное богатство!
Но никакого другого дорогого убранства в доме не было: ни резной мебели, ни драгоценных тканей, ни фарфоровой посуды в открытых шкафах. И неудивительно — не похоже было, что Грач держал открытый стол или приглашал кого-то к себе, чтобы пустить пыль в глаза. Удивило Риза другое: отсутствие каминов. Вместо них в углах комнат пристроились приземистые диковинные железные печки, соединенные трубами.
В первый же вечер за ужином (а ужинал Риз за хозяйским столом, вместе с Фаско), он спросил об этих печках.
— Привычка саксов топить очагами — попросту варварство, — ответил Грач. — Да и за Проливом дела обстоят не лучше, разве что зимы там помягче. А уж для книг открытое пламя смерти подобно… Так что я заказал эти устройства по собственным чертежам.
Ночью, лежа на непривычно мягкой кровати, Джон убедился в преимуществе отопительной системы Руквуда: он не мерз ни капли, и ниоткуда не тянуло сыростью. Риз лежал под одним тонким шерстяным одеялом, по крыше колотил дождь, а ему даже не нужно было кутаться.
Да что там — Фаско сказал, что в доме есть купальня, и Риз собирался на следующий же день ей воспользоваться. Неслыханная роскошь! Он не мылся как следует уже много месяцев, только ополаскивался в реке или из ведра.
Контраст с недавней жизнью был разителен. Прежний, юный и наивный Риз подумал бы даже, что не след вкушать столько телесного удобства, когда впереди возложенная Господом миссия. Нынешний Риз уже давно крепко сомневался, так ли заботит Всевышнего то, что люди проделывают со своими телами, когда с душами они проделывают куда худшие вещи.
Но от непривычной крыши над головой, от всего этого небывалого удобства Риз даже не мог заснуть, вымотанный и донельзя раздраженный. Подумав, он стянул с кровати одеяло и, завернувшись в него, улегся прямо на пол. По дубовым доскам тянуло сквозняком, пальцы ног привычно поджались. Убаюканный стуком дождя, Риз задремал…
— Эй, сэр Джон, вставайте! — грубоватая латынь Фаско, в которой обращение «сэр» звучало особенно чужеродно, выдернула Джона из почти приятного сна: там Джессика тянула к нему руки. — Милорд вас зовет!
Джон кое-как разлепил глаза. В комнате никого: Фаско кричал из-за двери.
— Я проснулся, — прохрипел он.
Оделся он быстро; кабинет, в котором ожидал его Грач, удалось найти еще быстрее. Здесь книг и бумаг было особенно много: они занимали высокие библиотечные стеллажи по стенам. Сейчас, среди ночи, комнату слабо освещала всего одна восковая свеча, которая выхватывала из темноты край тканого гобелена на стене с изображением тетерева.
Грач сидел за столом, в пестром восточном халате и ночном колпаке, землисто-бледный.