И никто, кроме нас. Спасти адмирала Макарова.
Шрифт:
– Семь тысяч девятьсот двадцать.
– Да, Николай Васильевич, этот подлец пройдет от нас примерно в тринадцати верстах, а потом и отвернет мористее. Наша эскадра уже выходит на внешний рейд. Но следить за ним надо, конечно, чтобы не учинил какой каверзы.
– Ваше благородие, господин капитан, - крикнул наблюдатель.
– У япошек легкий крейсер горит, крайний в колонне.
Офицеры одинаковым движением вскинули к глазам восьмикратные цейссовские бинокли.
– Не вижу причины пожара?
– недоуменно проговорил Степанов, - Разве что...
– Николай Васильевич, - окликнул командира Борейко, - гляньте, мористее, прямо за японцами, почти у самого горизонта. Видите? Там вроде корабли, но их очень трудно обнаружить, они как-то сливаются с морем.
– Ну и глаза у вас, Борис Дмитриевич, как у орла!
– отозвался Степанов, - Но до чего же хитро придумано, ни за что не увидишь, а увидишь - не прицелишься, мелькает все время.
Затаив дыхание, офицеры наблюдали, как вроде бы из пустого места засверкали вспышки выстрелов.
– А ведь концевой японец-то утоп!
– с удивлением протянул поручик Борейко, ну дела-а! Что это у них там за пушки, молотят как из картечницы, а снаряды как бы и не восьмидюймовые... Интересно было бы глянуть, хоть одним глазком. Смотрите, Николай Васильевич, опять накрытие. Вот окропил, так окропил! И как кучно! Ох! Что это там горит, неужто в пороховой погреб гостинец засадил?
– офицеры молча наблюдали как заживо сгорает японский крейсер.
– Эй, на дальномере, - поручик достал из кармана свой блокнот и секундомер, - братец, замерь-ка мне дистанцию до концевого японца, а потом вон до того пятнистого.
– До японца, вашбродь, семь тысяч пятьсот... до этого, который в пятнах, примерно двенадцать тысяч.
– Почему примерно, болван?
– вспылил поручик...
– Расплывается, вашбродь, дистанцию точно не ухватишь.
– извиняющимся голосом ответил солдат, уже предчувствуя огромный кулак поручика.
– Сейчас посмотрим, чего у тебя там расплывается!
– разозлился тот, - А вы, Николай Васильевич, не сочтите за труд, засеките время между выстрелами и попаданием.
– и передав командиру секундомер, поручик Борейко широким шагом направился в сторону дальномера.
– Э, Борис Дмитриевич, вы не очень там свирепствуйте, может оно и в самом деле расплывается...
– молча махнув рукой, да так что было не понять, соглашается поручик с капитаном или наоборот, Борейко подошел к дальномеру.
– Николай Васильевич, а ведь действительно, до этой шельмы дистанцию точно не ухватишь! Ну ладно, братец, не серчай, вот тебе полтинник выпьешь за наше с капитаном Степановым здоровье. А как там у вас, Николай Васильевич, время засекли?
– Пятнадцать секунд, Борис Дмитритвич, у меня получилось четыреста тридцать саженей с секунду... а это почти вдвое от скоростей снарядов наших пушек
– Дела-а!
– Николай Васильевич, думаете сунется Того?
– Да навряд ли, - вяло пожал плечами Степанов, - вон их головной броненосец уже в открытое море отвернул. Бегут они, Борис Дмитриевич, меня сейчас другое интересует, кто это там такой дерзкий
– Николай Васильевич, вы думаете это союзники... французы или может немцы?
– Запомните, Борис Дмитриевич, на всю жизнь. Никому мы русские не нужны и не интересны, кроме нас самих. Все хотят с нас только чего-нибудь взять, а вот что-то дать взамен, так извините. Так, что для меня несомненно - команда этого корабля русская, или как минимум на русской службе. Меня другое волнует, откуда они взялись? Ведь здесь их никто их не ждал. Иначе бы нас уж наверное предупредили, чтоб сдуру не обстреляли своих. А тут не было ни гроша и вдруг алтын. Вот, глядите, и четвертая "собачка" тоже утопла, как я вам и говорил, остался Того без легких крейсеров...
– и как раз в этот момент взорвался, разломился пополам и затонул японский трехтрубный броненосный крейсер
– Интересно, что это было, Николай Васильевич? Если это самоходная мина, то сколько взрывчатки надо чтоб вот так, напополам, разломить крейсер? В минном пироксилине, к примеру?
– Борис Дмитриевич, минный пироксилин не предел мечты, вы о тротиле что-нибудь слышали? А это в четыре раза мощнее. У японцев шимоза, или мелинит что в три раза мощнее по отношению к пироксилину. На глаз, взрыв должен был быть, пудов двести пироксилина, или пятьдесят - тротила. Но это все теория, Борис Дмитриевич, ни одна мина не пройдет такую дистанцию.
– Теория?! Вон, глядите, Николай Васильевич, эта ваша теория уже второй крейсер топит непонятным способом. Или вы думаете тут нечистая сила?
– Свят, Свят Свят, Борис Дмитриевич, бог с вами!
– Шучу я, Николай Васильевич, был бы у вас отец священник, вам бы тоже черти под каждой кроватью мерещились. Иван!
– Медведем заревел Борейко, - бутылку водки и две стопки, тут такое деется, а мы с господином капитаном тверезые до неприличия. Чую я, Николай Васильевич, что эти наши таинственные друзья уже оставили нас без работы. Того сломя голову мчится отсюда на свою базу, портки стирать. Ибо запах от них уже непереносим.
– Борис Дмитриевич, готов с вами поспорить на месячное жалование, что Того никуда не убежит, просто не дадут ему убежать. Что помешает использовать то, что утопило броненосные крейсера против броненосцев. После такого впечатляющего первого акта драмы, обязательно будет второй, короткий, но решающий!
– Ваше благородие, - оторвал их от беседы крик наблюдателя, - господин капитан, во-о-он те два крейсера заворачивают к нам.
– Не заворачивают, а ложатся в циркуляцию, балда!
– проворчал Борейко, - Похоже расходятся с японцами на контркурсах. Эх, сейчас бы, минами, только вот дистанция великовата. Только сейчас заметил, вроде ход хороший, а дымов не видно. Даже самый хороший уголь не может гореть без дыма. Интересно, Николай Васильевич, что это за корабли.