И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
— Герр Гольдринг, — голос Лемке звучал сухо официально, — генерал-майор только что прибыл в Кастель ла Фонте и хочет вас видеть.
— Он сейчас у вас?
— Да!
— Попросите его взять трубку. О майн фатер! Какая приятная неожиданность! Откуда вы? И почему не заехали прямо ко мне? Хорошо, буду ждать…
Генрих в сердцах опустил телефонную трубку на рычажок. Меньше всего ему хотелось видеться с Бертгольдом именно сейчас, когда всё было готово к отъезду. Сегодня после комендантского часа Генрих решил незаметно, никого не предупреждая, исчезнуть из Кастель ла Фонте, чтобы вовремя быть на месте, где, как было условлено, ему помогут, перебраться в Югославию. И вот пожалуйста!
Недавно во время очередной стычки начальник службы СС прямо заявил Генриху, что он считает его поведение неправильным, более чем странным, и угрожал написать обо всём Бертгольду.
«Неужели Лемке осуществил свою угрозу?»— спрашивал себя Генрих. Возможно, генерал-майор и прибыл затем, чтобы самому убедиться в правильности обвинений Лемке и лично рассчитаться со своим названным сыном за обман? И эти, такие долгожданные последние часы пребывания Генриха в стане врагов станут последними часами его жизни?.. Может быть, уже известно, что он советский разведчик, и генерал-майор Бертгольд прибыл выяснить, кто же в действительности тот, кого он назвал своим сыном и мечтал сделать зятем? И почему он раньше поехал к Лемке, а не к нему?
Вопросы один за другим возникали в голове Генриха, но ответов на них не было.
А может, и не надо искать ответа? Бертгольд сейчас приедет, и всё выяснится. Тогда Генрих сориентируется. Пока бесспорно одно — в последний раз надо взять себя в руки. Собираясь в долгожданную дорогу на Родину, он невольно внутренне демобилизовал себя. А роль надо сыграть до конца! Не меняя ни характера, ни манеры поведения! Это будет чёрт знает что, если он каким-нибудь неосторожным жестом, поступком или словом в последние часы выдаст себя!
Одно то, что Бертгольд согласился приехать в замок, а не вызвал Генриха в СС, говорит, что дела не так уж плохи, как показалось ему сгоряча.
А если бросить все к чертям и попытаться бежать? Сесть в машину и приказать Курту гнать во всю мочь?
Нет, этого нельзя делать! Бертгольд не смирится с тем, что вместе с Гольдрингом исчезнут его два миллиона марок.
Он примет меры, чтобы догнать беглеца. Будь что будет! Пистолет, с которым он никогда не разлучается, при нём! В случае чего впервые за всю войну Генрих сможет использовать весь заряд.
В коридоре послышались тяжёлые шаги. Похоже, что это Бертгольд! Так и есть!
В дверях кабинета появилась знакомая фигура. На Бертгольде широкий светло-серый макинтош, в одной руке такого же цвета шляпа, другой он опирается на толстую с затейливо изогнутой ручкой трость. Глаза Бертгольда припухли больше, чем обычно, лицо усталое.
— Майн фатер! — бросается к нему Генрих. Бертгольд крепко пожал ему руку, но не поцеловал Генриха, как обычно.
— Вы надолго к нам? И почему в гражданском?
— Ты, кажется, собираешься куда-то ехать? — не ответив, спрашивает Бертгольд, кивнув на два чемодана, так и оставшиеся стоять посреди комнаты. «Как я не догадался их убрать!» — выругал себя Генрих.
— Да, майн фатер, у меня давно все уже наготове, чтобы в первую удобную минуту выехать в Швейцарию…
— Бежать!
— Этот отъезд я бы не назвал бегством. Бертгольд криво улыбнулся.
— Все бегут! Все! — горько сказал он — Как крысы с тонущего корабля.
— Но ведь корабль действительно идёт на дно, герр генерал-майор, и подумать о собственном спасении самое время…
Бертгольд не ответил. Он сидел, покусывая губу, время времени пощипывая свои рыжеватые усики, как делал это всегда, когда что-либо обдумывал.
— Я очень недоволен тобой, Генрих, — наконец произнёс он. — А некоторые твои поступки мне просто непонятны. Мне хотелось, чтобы ты объяснился, прежде чем я скажу, зачем сюда приехал.
— Я только этого и хочу, ибо уверен, что Лемке не пожалел чёрных красок, рассказывая обо мне. Несколько раз я указывал ему на недопустимые промахи в его работе, и он не может мне это простить. Натура мелкая, мстительная. И к тому же — человек бездарный.
— О Лемке мы поговорим потом. А сейчас о тебе. Где твоя переводчица?
«Значит, успел сообщить об исчезновении Лидии. Итак, ничего нельзя скрывать. Надо принять бой. Ошеломить Бертгольда откровенностью…»
— Почему ты молчишь, не расскажешь, как помог ей бежать? Снова любовная история?
— Любовной истории не было! А бежать я помог.
Насмешливая улыбка исчезла с лица генерал-майора, вид у него, как и рассчитывал Генрих, был ошеломлённый. Это сбило Бертгольда с позиции стремительного нападения.
— Ты говоришь мне об этом так, словно докладываешь обычную вещь. И даже не стараешься оправдаться
— Я отважился говорить с вами откровенно, — ведь передо мной сейчас сидит не генерал-майор, а мой названный отец и будущий тесть. Я надеюсь, что с ним могу быть откровенен.
Бертгольд с удивлением и любопытством взглянул на Генриха. Тот спокойно выдержал его взгляд.
— Зачем ты это сделал?
— Я проверял её несколько раз и уверен: девушка ни в чём не виновата. Я не хотел, чтобы Лемке замучил её в гестапо, ведь я сам пригласил её работать переводчицей, она долго отказывалась. Я дал слово офицера, что гарантирую девушке безопасность. А офицерское слово я привык держать. Вот вам мой искренний и откровенный ответ.
— Где твой друг Матини?
— Вчера Лемке сообщил мне, что Матини работает врачом в партизанском госпитале.
— А твой второй приятель, Лютц? Где он?
— Бежал в Швейцарию.
— И ты им обоим помог?
— Лютцу помог, я на него рассчитываю, ведь мы условились встретиться с ним в Швейцарии. А что касается Матини, то я даже не знал о его намерениях. У меня в ящике стола лежит письмо, которое он оставил удирая. Можете его прочесть и вы увидите, что Матини… Сейчас я его найду… Бертгольд прервал его раздражённым жестом.