И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
— Да, Лерро говорил мне что-то такое…
— Ты хочешь сказать — покойный Лерро?
— Что?
— Позвони к нему на квартиру. Возможно, Кубис уже успел…
Генрих бросился к телефону. Квартира Лерро долго не отвечала. Наконец послышался голос Кубиса. Генрих назвал себя.
— Что у вас нового, Пауль? Разговор продолжался минуты две. Потом Генрих медленно положил трубку.
— На память о покойном Лерро, только что умершем от паралича сердца, Кубис предлагает мне забрать библиотеку по ихтиологии, собранную покойным. Ведь мы с ним были друзья.
— Человека,
— Что вы хотите с ним сделать?
— Сегодня ночью и завод, и люди перестанут существовать, — с холодной жестокостью проговорил Бертгольд Именно сегодня ночью, ибо завтра будет поздно. Завтра капитулирует Лигурийский фронт… Твои части охраняют гидроэлектростанцию и плотину?
— Два взвода чернорубашечников.
— Сегодня, после комендантского часа, смени охрану плотины. На ночь оставь только немецкие части. Чисто немецкие, понимаешь?
— Будет сделано!
— Я сейчас умоюсь с дороги, немного отдохну, а на четырнадцать часов вызови сюда Лемке, Штенгеля и Кубиса… Прикажи приготовить ванну!
— Может, выпьете кофе?
— Нет, рюмку хорошего коньяку, если он у тебя есть.
— Сколько угодно! В подвалах старого Рамони его хватит до начала новой войны!
— Кстати, как себя чувствует граф? Мы с ним старые друзья!
— О, он во многом нам помог, когда формировались отряды добровольцев из солдат итальянской армии. Но после того как партизаны взяли его заложником, граф парализован. Вот уже несколько месяцев Рамони лежит неподвижно, никого не узнает! У него даже отнялся язык.
— Жаль! Мне хотелось бы с ним поговорить. Но за эту войну я нагляделся на мертвецов и не имею ни малейшего желания видеть живой труп Рамони.
Генрих вышел в комнату, где жил Курт. Тот стоял у окна, бледный, взволнованный.
— Что с тобой? — удивился Генрих, подходя к нему.
— Посмотрите, — Курт указал на ворота замка. Возле них стояли три здоровенных эсэсовца.
— И с этой стороны, и с той, — Курт бегал от окна к окну, показывая все новые и новые патрули эсэсовцев-автоматчиков, окружившие замок!
— Ну и что же? — пожал плечами Генрих, — ведь они здесь затем, чтобы охранять Бертгольда!
— Но они никого не выпускают из замка!
— Если тебе надо будет выйти, это мы уладим. А сейчас приготовь генералу ванну, а как освободишься — приходи в кабинет, мне надо с тобой поговорить.
Генрих вернулся к себе, там, кроме генерала, была графиня Мария-Луиза. Она стояла у окна в костюме амазонки, который надевала всегда, собираясь на прогулку.
— Барон! Объясните, пожалуйста, почему меня не выпускают из собственного замка? — в голосе Марии-Луизы слышались нетерпение и обида. Генрих вопросительно взглянул на Бертгольда
— Это я приказал никого не выпускать из замка, — бросил генерал-майор.
— Но по какому праву? — возмутилась Мария-Луиза, продолжая обращаться к Генриху.
— Простите! Прошу познакомиться — мой тесть, генерал-майор Бертгольд, графиня Мария-Луиза Рамони. Бертгольд поднялся и поклонился Марии-Луизе, едва кивнув головой.
— Может быть, генерал-майор объяснит — почему меня не выпускают?
— Я могу разрешить вам выйти с одним условием: вы должны вернуться до двух, то есть до четырнадцати часов, как говорят военные.
— А если позднее? Меня не пустят?
— Повторяю, разрешаю вам выехать из замка, но вернуться вы должны до четырнадцати часов.
Мария-Луиза покраснели, потом побледнела от обиды и вышла, не сказав никому ни слова.
— Надменная племянница у старого Рамони! Узнаю его характер! — улыбнулся Бертгольд раздеваясь.
— Она невеста барона Штенгеля.
— Штенгеля? — почему-то с удивлением переспросив генерал. На миг он задумался.
— Пустое! Найдёт другую! Где у тебя ванна?
Генрих не отважился спросить, почему Штенгелю надо искать другую невесту. Ему не хотелось излишним любопытством настораживать Бертгольда. Он хорошо видел перемену, происшедшую в отношении Бертгольда к нему, и ничего хорошего это не предвещало. Завтра они вместе выедут отсюда, но предложение генерала обменяться завещаниями не понравилось Генриху. Несчастный случай в дороге, от которого Бертгольд хотел застраховать себя на два миллиона марок, принадлежавших Генриху фон Гольдрингу, мог произойти не только по вине партизан, а и с помощью самого Бертгольда, если у него в кармане будет лежать доверенность на Швейцарский банк. Но что он хочет сделать с плотиной? Почему не выпускает людей из замка? Неужели в последнюю ночь произойдут какие-то события? А всё-таки жаль старого Лерро. Кубис инсценировал паралич сердца, хотя знал, что смерть Альфредо бессмысленна. Ведь копии чертежей лежат у Кубиса в кармане.
— Сапёрные части ведут какие-то работы вокруг замка, — шёпотом сообщил Курт, входя в кабинет. Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
— Не там, не там! В парке! Действительно солдаты сапёрной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не выпускать из замка.
— Курт, — подозвал он денщика, — где сейчас Лидия?
— Не знаю!
— Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всём Лидии. Я все знаю Курт… и… хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты можешь связаться с Лидией?
— Да! — решительно ответил Курт и вытянулся.
— Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и электростанция, очевидно, будут взорваны.
— Боже мой! А городок?
— Ничего больше сказать не могу, сам ещё не знаю! Передай также, что тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
— Смогу!
— Когда?
— Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
— Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из замка, а тебе придётся задержаться немедленно беги. Понимаешь?