И пели птицы...
Шрифт:
— Я думаю, ей не хватает материнской заботы. Она жаждет внимания.
— Была она возбуждена? Была… не знаю, как спросить.
— Ты спрашиваешь, была ли она готова отдаться мужчине?
— Да.
— Да, телесно она готова, вот только мужчину Лизетта почти наверняка выберет не того.
— Тебя.
— Если не хуже.
Изабель покачала головой:
— Бедная Лизетта.
А затем вгляделась в лицо Стивена и спросила:
— Тебе хотелось… с ней?
— Нет. На миг во мне проснулся инстинкт, как у животного. Но нет. Я хочу предаваться этому только с тобой.
— Не верю, — сказала она и рассмеялась.
Стивен улыбнулся ей:
— Ты дразнишь меня, Изабель.
— Да, конечно, — она сверху вниз повела ладонью по его животу, прошептав ему в ухо: — Ты такой безнравственный.
Стивену временами казалось, что тело его — не более чем канал, который используют некие внешние силы; оно почти не знало ни усталости, ни меры. Снова оказавшись поверх Изабель, он подумал о Лизетте. Нет сомнения — рассказ о ее нескромности каким-то извращенным образом возбудил Изабель.
Спустя некоторое время он сказал:
— Я боюсь, что она расскажет все твоему мужу.
Изабель, к которой уже вернулась ясность мысли, ответила:
— Меня сильнее тревожит то, что, похоже, мой долг — остаться и присматривать за нею.
— Остаться?
— Да. Вместо…
— Вместо того чтобы уехать со мной в Англию?
Изабель, услышавшая наконец эту мысль облеченной в слова, молча кивнула.
Тихий восторг охватил Стивена: слова произнес он, но мысль-то принадлежала ей.
— Однако именно это тебе и следует сделать, — сказал он. — Оставить мужа, который бьет тебя, и уехать с мужчиной, который тебя любит. Лизетта — не твоя дочь. Ты уже сделала для нее много хорошего, помогла ей. И в конце концов ты должна жить своей жизнью. А шанс на это у тебя всего один.
Стивен различил в своих словах нотку выспренности, но отступаться от них не стал. Пусть Изабель запомнит их, пусть они останутся с нею, когда она будет принимать решение наедине с собой.
— И что же мы будем делать в Англии? — спросила она, поддразнивая Стивена, еще не готовая думать об этом серьезно.
Стивен протяжно вздохнул:
— Пока не знаю. Поселимся в тихом уголке, вдали от Лондона. Я найду работу в какой-нибудь конторе. Заведем детей.
Услышав это, Изабель посерьезнела.
— А Лизетта, а Грегуар… Они потеряют еще одну мать.
— Ты, если останешься, потеряешь жизнь.
— Мне не хочется думать об этом.
— Придется. На следующей неделе меня ожидают в Лондоне. Ты могла бы уехать со мной. Или мы могли бы обосноваться где-то во Франции.
— Или ты мог бы остаться и работать здесь. И мы бы встречались.
— Только не это, Изабель. Ты же знаешь, это невозможно.
— Мне пора одеться. Спуститься вниз и ждать возвращения Лизетты.
— Прежде чем ты уйдешь, я хочу спросить тебя кое о чем. Люсьен Лебрен. Ходили слухи, что ты и он…
— Люсьен! — Изабель засмеялась. — Он нравится мне, по-моему, он очень мил, но, право же…
— Прости. Мне не следовало спрашивать. Просто… Меня это беспокоило.
— Не беспокойся. Никогда не беспокойся. Существуешь только ты. А теперь мне и вправду пора одеваться.
— Тогда позволь я тебя одену.
Стивен подошел к креслу, на котором она оставила одежду.
— Так, поставь одну ногу сюда, другую сюда. Теперь выпрямись. Вот это идет следующим, верно? Как оно застегивается? Подожди, я сейчас расправлю. Ты так тяжело дышишь, любовь моя. Это потому, что я коснулся тебя, вот здесь? Или здесь?
Полуобнаженная Изабель стояла, сжимая ладонями голову опустившегося перед ней на колени Стивена.
Когда она снова смогла дышать ровно, он встал и спросил:
— Ведь ты уедешь со мной, правда?
Ответ она прошептала так тихо, что Стивен едва услышал его.
Входная дверь хлопнула — это Азер вошел в вестибюль, держа в руке номер вечерней газеты.
— Изабель, — позвал он. — Забастовка закончилась. Завтра красильщики выйдут на работу.
Она показалась на верхней площадке лестницы:
— Хорошая новость.
— И завтра же Меро сообщит рабочим о моих новых условиях.
— Я очень рада.
По крайней мере, думала она, это означает, что настроение у Азера будет хорошее, он не станет говорить с ней в оскорбительном тоне или приходить в ее комнату, чтобы излить раздражение.
— Так когда вы нас покидаете, месье? — спросил Азер за обедом, наливая немного вина в бокал Стивена.
— В конце недели, как и было условлено.
— Хорошо. Как я уже говорил этим утром, нам было интересно поработать с вами. Надеюсь, и вам у нас понравилось.
— Особым удовольствием было для меня общение с вашим очаровательным семейством.
Вид у Азера был довольный. Глаза его на время утратили загнанное выражение. Он с видимым наслаждением предвкушал возвращение к нормальному течению жизни во всех ее проявлениях.
Изабель сознавала, что скорый отъезд Стивена и окончание забастовки доставляют мужу облегчение, но недоумевала: неужели он с радостью помышляет о возобновлении той жизни, какую они вели раньше. Разумеется, он мог фантазировать, что жестокостью своего обращения с женой подготавливает болезненный переход к более возвышенным отношениям, но ей было трудно поверить, что ему не терпится вернуться к своим страхам и сомнениям. Изабель не боялась его, однако замашки мужа вселяли в нее тоску. Пустые зимы ожидали ее впереди; если он доволен собой и меняться не желает, она изведает рядом с ним одиночество большее, чем когда-либо испытывала наедине с собой.