И пойду искать края
Шрифт:
– Куда? – спросило оно металлическим голосом. – При жизни мы были большими друзьями! Поздоровайся с другом! – И он протянул Виталию правую руку в черной перчатке.
– У меня же нет руки! – возразил Виталий.
Но тут же заметил, что он уже не бесформенное облачко. Он снова похож на человека. Увидел свои руки, и грязные босые ноги, и странную одежду. Серое, запачканное в крови и мазуте, рваное рубище.
– Давай, давай руку! – торопило существо в костюме. – Если пойдешь прямо сейчас, то пропустим лишние неприятные моменты.
– Какие это? – удивился Виталий.– Родственнички, киношка… Стыдить тебя все будут. –
– Родственнички? – на всякий случай Виталий спрятал за спину обе руки. – Я хочу увидеть папу и маму.
– Чудненько! Вот у нас и увидишь!
– Они в аду? – Где ж еще? Скорей, скорей! А то начнется! Ну, вот началось!
Человек в костюме с ненавистью взглянул за плечо Виталия и даже будто зашипел.
Виталий обернулся и увидел своего дедушку.
Виталий не помнил деда. Но видел несколько его фотографий. Там дед был изображен с бабушкой и с маленькой мамой.
Сейчас дедушке можно было дать лет 35–40. Ясное, доброе и одновременно строгое лицо обрамляла русая борода. Глаза лучились необыкновенным светом. Одежда состояла из вишневой бархатной с золотой вышивкой рубахи и военных брюк с лампасами.
Виталию стало стыдно за свое рубище.
– Здравствуй, внучек! Не думал, что такой будет наша встреча, – сказал дед.
Виталий понял, что человек в костюме, пожалуй, прав. Ему бесконечно стыдно перед дедом. Наверно, лучше уж сразу в ад.
– Ты хоть здесь уж не слушай лукавого! – сердито ответил дедушка на его мысли.
– А я ничего не говорю! – услышал Виталий знакомый металлический голос у себя за спиной.
Он поморщился. Значит, человек в костюме не ушел.
– Он не уйдет! – расстроено сказал дед. – Нечисть имеет некоторые права на тебя. Но все же мы с бабушкой надеемся, что тебя, как новопреставленного, пустят к нам в гости, посмотреть, как живем. Мама была у нас в гостях, бедняжка. Страдаем из-за нее. И это в месте, где Господь отнимает всякую слезу! Немного утешились, когда нам было сказано, что ты отмолишь мать. Но теперь ничего не можем понять. Ты совсем не оправдал надежд. Может, сын твой спасется, и станет молиться и за маму твою и за тебя…
– Я не понимаю, – прервал Виталий речь деда, – за что мама в аду? Она не была плохой женщиной. Не хуже других. Семью сохранила, меня воспитала, на ноги поставила. Никого не убивала вроде. Всю старость на огороде провела. Ну, может, были какие ошибки молодости. И, может, в старости мы ссорились. Ну, может, это она развела меня с женой. Но все это пустяки, дело житейское! За что в ад?
– Мы сейчас не матери твоей грехи обсуждаем, – строго сказал дед, – сейчас ты предстанешь перед судом.
– А какие у меня грехи? Ну, девок любил. И все, пожалуй. Разве же это плохо?
– Ой, беда прямо с тобой! – расстроился дед. – Сейчас, гляди, начнешь, как мама твоя, Бога поносить, будто Он виноват, что она такая уродилась. Я этого второй раз не осилю!
– Сам хотел встретить его! – раздался справа тихий голос. – Ну, что, все в сборе? Начнем?
Виталий узнал голос своего Ангела Хранителя. В то же время мужчина не переставал ощущать холод, исходящий от злобного существа.
Посреди поля развернулся прозрачный экран. И новопреставленный увидел свою молодую мать с младенцем на руках.
Глава 3
Группа, состоящая из двух человек и двух неземных существ, наблюдала за тем, как на экране разворачивается жизнь Виталия Георгиевича Шолохова. Смотрели молча, лишь одно существо злобно хихикало в самых «остреньких» местах фильма.
Виталию казалось, что картина его жизни удивительно напоминает пошленькую голливудскую комедию. Главный герой ее, довольно мерзкий тип, не внушал ни капли сочувствия зрителям. Виталию казалась, что не мог внушать. С тех пор, как встал на свои едва окрепшие ножки, вся цель его жизни заключалась в том, чтобы урывать куски побольше, обманывать, наживаться и испытывать удовольствие как можно дешевле. Перед Шолоховым на экране предстал четырехлетний мальчишка, что-то мило лепетавший на своем, пока не понятном для взрослых языке. Но теперь он живо ощущал всю мерзость своего маленького умишка. Ребенок ударил девочку в детском саду, отобрал у нее игрушку, а теперь строит умильные рожицы, чтобы избежать наказания. То же чувство он испытывал и тогда, когда подставил под суд коллегу на работе, и когда пришел с цветами к жене, стараясь, таким образом, задобрить ее, после того, как всю ночь пропадал у любовницы. Вся жизнь Виталия с младенчества состояла из лукавых планов и страхов быть раскрытым. Всю жизнь он с удивительным искусством перекладывал свою вину на других. В этом и состоял, казалось, его талант.
С каждым кадром стоящий рядом Ангел Хранитель все больше сникал, дед мрачнел, а бесу становилось все радостнее. В тишине раздавались только его восклицания:
– Во дает! Ловко!
Человек в костюме пребывал в самом лучшем настроении, за весь фильм он расстроился только один раз. Только один день выбился из ровной череды позорных лет жизни Виталия – день его крещения.
– Отвези нас с ребенком в Соколовку! – как-то утром потребовала мама.
– Зачем это? – удивился папа. – Что тебе там смотреть? Хату продали, твои отец с матерью похоронены неизвестно где. И это не безопасно! Могут увидеть соседи, вспомнить, что ты дочь врагов народа.
– Поедем ночью! – решительно заявила мать. – Там духовник моих родителей живет, отец Андрей. Он вернулся из ссылки на родину. И именно он должен крестить Виталика!
– Ты с ума сошла! – выпучил глаза отец и затрясся мелкой дрожью.
В этот момент маленький Виталик, убедившись, что взрослым до него нет никакого дела, стащил со стола шоколадку.
Родители погрузили сонного Виталика в «москвич» и повезли в неизвестную даль. Мальчику было тогда шесть лет.
Папа ворчал, что мама такая же сумасшедшая, как и вся ее семейка, и так же плохо кончит, как и они. Еще и его, честного советского гражданина, за собой утащит в погибель.
– Подумаешь, приснился мертвый папа и что-то повелел!
– Он не приснился! – устало твердила мама.
– Вот увидишь, – не унимался отец, – нет там никакого отца Андрея. Попов давно всех расстреляли, как и твоих родителей.
–Увидишь, что есть! – повторяла мама. – И расспрашивать никого не будем, я знаю хату!
Путники постучали в двери темного покосившегося дома незадолго до рассвета. Дверь сразу же приоткрылась и раздался тихий старушечий голос:
– Москвичи? Проходите скоренько, батюшка ждет вас!