И пойду искать края

Шаманская Юлия

Виталий: Как-нибудь схожу.

– Вспомнил, – грустно потупился Виталий.

– Ну что, сходил как-нибудь? – поинтересовался Ангел.

– Я думал сходить в старости, после того, как погрешу еще.

– Значит, ты не был таким атеистом, каким выставлял себя перед другими? – спросил Ангел.

– Нет. Я не был атеистом. Просто понимал, что слишком привязан ко греху, это сильнее меня. Заявить, что я верующий, и продолжать ту жизнь, которую я вел, было равносильно признанию своей слабости и зависимости.

– Поэтому

с этого признания и начинается покаяние! – вмешалась бабушка. – И поэтому покаяться трудно. Хоть атеисты любят говорить, что легко, что верующие лицемеры. Согрешил, исповедался и опять грешишь. Но самим-то насмешникам, когда до дела доходит, исповедать грехи свои почти невозможно. Ибо вершится это таинство только через смирение. Смирение для богохульников – вещь невозможная. Вот ты бы пожалел о своих грехах, рассказал бы на духу, даже если думаешь, что не можешь от них избавиться. Обратился бы к Богу, он бы помог исцелиться от зависимости. Но помешала гордость. Обычное дело!

– И теперь я пойду в ад со всеми своими грехами! – подытожил Виталий. – Интересно, как там?

–Ты обязательно это увидишь! – ответила бабушка. – Но у нас еще есть время. Пойдем, я накормлю тебя. Бабушки больше всего на свете любят кормить внуков. А ведь ты у меня единственный родной внук. Так что доставь мне удовольствие!

Бабушкина улыбка осветила Виталия, и казалось, проникла к самому сердцу. Шолохов заметил, что они идут по чудесному лугу среди цветов и бабочек, идут к новому великолепному строению.

– Ничего себе у вас домик! – воскликнул Виталий, – это что все во внутреннем дворике?

– Дом большой, – ответила бабушка, – за месяц не обойдешь! А то здание – трапезная.

Чтобы попасть в трапезную, нужно было пересечь огромный, почти бескрайний луг. При жизни Виталий не любил ходить, даже в булочную ездил на автомобиле. Но сейчас он бы согласился идти по этому лугу тысячу лет. Да, Шолохов без преувеличения готов потратить всю вечность на этот путь! Его босые ноги ступали по мягчайшей, как пух изумрудной траве. Пораженный Виталий вдруг осознал, что она живая! Упругие стебли бережно поддерживали его ноги, будто помогали, облегчая движение. Травы отличались разнообразием, тысячи и тысячи видов! На земле таких не встретишь. Золотистые колосья обнимали щиколотки, будто игривые щенки. Другие колосья напоминали бархат, их головки венчали цветы, отдаленно похожие на земные розы. Белые, пурпурные, радужные – они раскрывали навстречу путникам свои диковинные лепестки.

Неожиданно бабушка скрылась в разноцветном вихре. Воздух вокруг Виталия стал цветным и живым. Прошло пару секунд, прежде чем он понял – это бабочки! Неземные красавицы, только что почивавшие на луговых цветах, завидев людей, радостно устремились им навстречу.

Восторг наполнил сердце Виталия. Да, у него осталось сердце. Бесплотное сердце, которое жило где-то в бесплотном теле. И оно трепетало, как легкие крылья бабочек. Умерший уже готов был раствориться в счастье, в этом вихре летающих цветов, когда его, как стрела, пронзило сладко-горькое воспоминание

из далекой юности.

Он хотел покорить девушку, ту самую, которую и погубил потом. Друг посоветовал приготовить для нее романтический подарок, перед которым, по его словам, не устоит ни одна девушка. Виталий добыл коробку от обуви, вытрусив из нее мамины туфли. В коробку положил сорванную в палисаднике у тети Нюры розу и листок с переписанными от руки стихами Фета. Там же, в палисаднике, он выловил банкой бабочку-капустницу и посадил в коробку.

– Открой! – попросил он девушку и, страшно волнуясь, протянул коробку.

– Что это? – недоверчиво разглядывала она коробку.

– Это сюрприз.

– Мышь?

– Почему ты обо мне так плохо думаешь? – обиделся Виталий.

– Потому что ты известный хулиган!

– Открой, и ты поймешь, что это не так.

Все еще опасаясь, девушка открыла коробку. Ее брови поползли вверх.

– Бабочка? Бедненькая! Почему она не улетает? Ты не повредил ей крылья?

Виталий наклонился над коробкой. Локон девушки коснулся его щеки, и лицо парня моментально вспыхнуло. Оправившись, бабочка вспорхнула и исчезла в небесной выси. Молодые люди проводили ее полет восхищенными взглядами.

– Прочитай, это для тебя! – дрожащим голосом произнес Виталий.

Девушка взяла в руки листок, пробежала глазами по строчкам, и выражение ее лица смягчилось. Взглянула на Виталия уже по-другому, улыбнулась и тихо выдохнула:

– Спасибо!

Виталий помнил это стихотворение яснее, чем когда-либо. И теперь оно наполнилось для него совершенно иным смыслом.

Ты прав. Одним воздушным очертаньем

Я так мила.

Весь бархат мой с его живым миганьем –

Лишь два крыла.

Не спрашивай: откуда появилась?

Куда спешу?

Здесь на цветок я легкий опустилась

И вот – дышу.

Надолго ли, без цели, без усилья,

Дышать хочу?

Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья

И улечу.

Тогда, в юности, Виталию казалось, что это стихотворение о кратковременной земной любви, теперь он ясно понимал – оно о всей земной жизни. Кто бы мог подумать, что вся жизнь даже не пролетит, а мелькнет на мгновение, как крыло бабочки. И вот – нет ее.

Изнемогая от душевной боли, он упал в траву и заплакал. Райские колосья обняли его, как любящая мать, травы нежно гладили по голове. Две лазурные бабочки приземлились на щеки Виталия и смахнули его слезы своими крылышками.

– Вот ты где! – услышал он голос бабушки над головой. – А я тебя потеряла! Почему ты плачешь в месте, где нет печали и воздыхания?

– Бабушка, каким же я был дураком! – с горечью ответил Виталий.

– Ум здесь ни при чем. Умом господь наградил тебя недюжим, – возразила она. – Не плачь, милый, не сокрушайся. Еще не все потеряно. Пойдем, отдохнешь, подкрепишься, а потом в бой, с новыми силами.