И пришел с грозой военной…
Шрифт:
— Кто ж его знает. Было бы жаль. Но что мы-то поделать можем?
— И то верно. Антону бы сказать.
— И что он вынесет для себя из общения с мальчишкой? А потом, думаешь ему неизвестно, что этот мальчик здесь и где именно его искать. Пустое это.
— Лады. Значит парней я тебе пришлю завтра поутру. Я их в город отпустил, пусть развеются немного.
— Давай. Все одно люди еще не подошли. Кстати, поехали и мы где-нибудь посидим. А то, с завтрашнего дня мне уже будет не продохнуть.
— А давай.
Тяжело
Если с нахождением на бронеплощадках и самим десантированием еще туда-сюда, все же привычны к корабельной тесноте, то после начинается форменное безобразие. Ни тебе рассыпаться грамотно, чтобы не попасть под обстрел, ни залечь, так чтобы все как надо, с этим вообще песня. Моряк это тебе не пехтура серая суконная, элита. Это с какого такого перепуга брюхом пыль мести, какие такие перекаты и перебежки с паданием в ту же землю, а тут еще и дождик зарядил. Мало того, что идею Звонарева, переодеть в форму цвета хаки на смех подняли даже офицеры, так еще и мараться лишний раз никто не хочет. А ведь не раз и не два отрабатывается десант.
Понятно, что приказ взбалмошного прапорщика выполнят, но до чего же с неохотой. Если бы не было молчаливой поддержки лейтенанта Покручина, то возможно все прошло бы куда проще. Но матросы чувствовали, что командир бронепоезда взирает на это как на некое баловство. Придет время и матросы с залихватским "полундра" разорвут на части любого противника. Это вам не пехота, забитая и замученная, это моряки, народ задорный, храбрый с куражом, а иным в море и делать нечего. Вот только Звонарев считал, что для появления беспримерной храбрости, матросикам как минимум нужно сохранить в целостности свое бренное тело, а вот его-то они беречь не хотели.
— И чего вы беситесь, Сергей Владимирович? Ну, не с руки нашим матросам уподобляться пехоте, вот и проявляют ленцу. Попомните мои слова, как дойдет до дела, вы еще поражаться будете их храбрости, они еще покажут себя, да так, что стрелки будут с опаской на них поглядывать, а японцы при их виде рыдать.
— Поймите, Роман Дмитриевич, что для этого еще нужно живым остаться. Сдуру поймать пулю любой может, а какой от этого толк. Вы думаете пехота зря в землю зарывается, да учится к каждому холмику припадать как к мамке.
— Все понимаю, но морскую натуру не переделать.
— Это вы сейчас так говорите, а они посматривая на вашу поддержку куражатся как дети малые, но один два-боя и будут кланяться и пулям и осколкам, станут искать любую возможность, чтобы избежать смерти или ранения, да вот только опыт этот дорогого будет стоить.
— Вас послушать, так моряки никогда на суше не воевали. Бывало такое и не раз, и всегда с честью выходили, да наперед пехоты. Так что вы бы не больно-то усердствовали. Вот то, что стрельбы наладили, это дело. Правда, как бы по шапке не дали за эдакий перерасход патронов.
— Людей учить нужно, а без практических стрельб толку не будет. Кстати, надо бы организовать стрельбы и для комендоров, да и вам потренироваться не мешало бы. Отработка нормативов прекрасно, но практику ничем не заменить.
— Вот смотрю я на вас и диву даюсь, ведь гражданский по сути человек, а говорите правильные вещи, — вот так вот, как до стрельб или артиллерии, так полная поддержка и понимание, как отработка действий в пешем порядке, полное неодобрение. Поди пойми его, а ведь далеко неглупый человек, весьма неглупый. Придется что-то придумывать. А пока...
— Роман Дмитриевич, я думаю все же нужно убедить Степана Осиповича разрешить практические стрельбы.
— Вообще-то это епархия моя и артиллерийских офицеров. Но вы правы, не думаю, что командующий будет против. Уж по пяток снарядов кинуть, всяко-разно будет нужно.
— У меня есть предложение.
— Интересно, — что и говорить, послушать этого прапорщика и впрямь было интересно.
Его новый подчиненный был одним из учредителей "Росича", а этот концерн уже успел снискать себе славу ящика фокусника из которого всякий раз появлялись весьма занятные вещи. Взять хотя бы их дальномеры, такие кстати были установлены и на бронепоездах, мало того что они были куда практичнее и точнее микрометров, которые использовались в настоящий момент, так еще и обеспечение высокой точности измерений до ста кабельтовых, тоже о чем-то говорило. Чего только не было в запасе у этих ребят. Идея новых мин с якорь-тележкой, или параванный трал, установи такой на броненосце и проход тралить не надо, только успевай расстреливать всплывающие на безопасном расстоянии от борта мины. Потом, всегда можно было отмахнуться, как от этой его блажи, сделать из моряков пехотинцев, а вот выслушать вреда точно не будет.
— Вот взгляните, — Звонарев выложил перед ним лист карты. Карта как карта, вот только разлинеена на квадраты как и те, что передали представители концерна морякам, хотя и сухопутная.
— Не объясните?
— Разумеется. Это карта Квантуна, общая так сказать. Цифры в квадратах – номера листов. Допустим, нам нужны окрестности станции Нангалин, тогда мы берем лист номер шесть, — Звонарев извлек лист карты с номером шесть в углу, — здесь вся карта так же поделена на квадраты, но только сторона квадрата составляет тысячу метров…
— Стало быть, метрическая система.
— Она просто удобнее.
— Ну, это кому как. Давайте дальше.
— Каждый квадрат мы мысленно делим еще на шестнадцать квадратов и движемся от левого верхнего угла по часовой стрелке, описывая своеобразную улитку. Вот так вот. К примеру, наша батарея…
— Бронепоезд.
— Я склонен воспринимать ее как подвижную батарею. Но не суть, пусть это будет любая другая батарея. Допустим нам необходимо накрыть вот этот участок, — Сергей произвольно указал точку на карте, — Для этого мы даем координаты: лист шесть, квадрат двенадцать-три, по улитке семь.