И пришел с грозой военной…
Шрифт:
— Дак люди ведь, Николай.
— Ничего. Как говорит командир: а ты через не могу. Просто представь, что всех энтих архаровцев положат, если мы им науку не подадим, так тебе сразу и полегчает. Все, я пошел.
— Коля.
— Ну, чего тебе еще?
— Ты, это… Прежде чем сигнал подавать, там какую кочку найди, ладно.
Фролов внимательно посмотрел на друга, который находился в полном расстройстве чувств. Понятно, что парню сейчас не по себе, ну а кому это делать если не ему. Охотник не в одном поколении, вполне способный потягаться в стрельбе с инородцами, опять же пулемет у него в руках как живой.
— Ладно. — Серьезно кивает Николай и решительно направляется к уже толпящимся у мишеней матросам. Вот же блаженный. Он что же думает, что Фролову вот так вот просто идти на рубеж. Ведь страшно. Одна надежда на талант друга, а он нате вам здрасьте, сомневаться решил. И что теперь? А ничего, решил делай. Вот только еще страшнее стало. Ну, Филя. Ну, погоди.
Матросы ведут себя с барской ленцой, всем своим видом выказывая свое превосходство, но только до того момента, пока не поступает конкретная команда, тогда уж они со всем старанием и прилежанием, а вот чуть ножкой не шаркая. Во всем этом чувствуется вызов и насмешка, но что ты им предъявишь, ведь команды-то выполняют. Излишне усердно? А как еще нужно исполнять команды командира? Вы конкретно укажите, что не так, господин унтер-офицер.
— Ну что орлы, как отстрелялись?
— Господин унтер-офицер, разрешите доложить. Матрос Мамонов. Супостат изничтожен полностью!
Вот же достали! Да когда это только закончится! Страха как не бывало, одна злость. Ну, мать, перемать! Так, значит! Фролов плотоядно улыбается, словно волк попавший в овчарню, если тот вообще умеет улыбаться, то его оскал должен соответствовать улыбке Николая, страшной и многообещающей. Он видит как с лиц матросов, кто посмышленее, сходят ехидные усмешки, а в глазах начинает появляться необъяснимая тревога. Боитесь. Правильно боитесь.
— Стало быть изничтожили врага. Молодцы. Хвалю. А теперь глядите в сторону огневого рубежа. Противник силами одного человека, вооруженного пулеметом завладел нашим оружием. Приказываю. Атаковать противника и отбить наше оружие. Вперед!
Фролов взмахивает рукой и тут с позиции, которую только недавно занимала рота, раздается захлебывающееся "та-та-та-та-та", и так до бесконечности. Одна сплошная, непрерывная очередь. Пули бьют в землю у самых ног, поднимая частую непрерывную цепь из фонтанчиков. Нервы у матросов сдают и они валятся на землю ища укрытие. Фролов помнит, что обещал другу, но азарт захлестывает его настолько, что он оборачивается в сторону падающих подчиненных и с нескрываемым торжеством, медленно опускается на траву. Последним.
Убедившись, что больше ни одна фигура не отсвечивает, Васюков уже успев позабыть о страхе, уверенно и самодовольно дает следующую очередь над головами, стараясь бить впритирку, так чтобы все ощутили противный и завораживающий посвист смертоносного свинца. Так, чтобы небо показалось с овчинку. Кто сказал, что эти снобы достали только его друга? Да ничуть не бывало! У него может руки еще больше чешутся. Пули летят совсем низко, а потом, коротко пропев свою пугающую "фьють", с противным стуком ударяются в щиты. Этот дробный стук в купе с ломящим зубы свистом, заставляет гордых морячков вжиматься в матушку землю, так словно роднее нее у них никого и нет на всем бело свете.
Наконец пулемет замолкает. Однако, желающих подняться пока нет. Первым все с той же ленцой встает Фролов. Неторопливо отряхивается с застывшей на лице улыбкой. Хорошо-то как. Наконец-то отпустило.
— Ну и чего разлеглись? Где ваша хваленая "полундра"? Что, от одного человека в штаны наложили? Встать!
Матросы поднимаются, вот только глаза их начинают наливаться гневом. Фролов быстро окидывает взглядом всю картину, удовлетворение становится полным. Поднимаются все и увечных не наблюдается. Вот и ладушки. А это что за…
Старый морской унтер с некогда пышными и завитыми мыльным раствором, а теперь всклокоченными с торчащими из них обломками сухих травинок усами, бросается вперед, словно рассвирепевший медведь. Медведь? Но не гризли ведь в самом-то деле! Уход влево, рука выбрасывается вправо, встречное движение. Нападающий только взбрыкивает ногами и летит на землю смачно приложившись о нее спиной. Господи, только бы не убить.
Второй, с незначительной задержкой так же идет в атаку. Сломать! Растоптать! За поруганную гордость! За секунды страха, показавшиеся вечностью! Не судьба. Фролов встречает его прямым ударом ноги в грудь и того буквально сносит, опрокидывая наземь.
Третий уже не несется очертя голову. Нет, он тоже движется быстро и видно, что успел постранствовать и побиться во многих портовых кабаках, в заморщине, опять же, видать и на Миллионке во Владивостоке, успел попрактиковаться. Да только и Николай не пальцем деланный. Боковой слева взят в жесткий блок, а рука уже отведенная назад на уровне пояса, с резким выдохом, стремительно уходит вперед.
— Ха!
— Хек. — Третий, поймав кулак в душу, переламывается пополам.
Четвертый. Пятый. Да сколько вас!
— Та-та-та-та-та-та.
Пулемет замолкает так же неожиданно как и заговорил. На ногах только Фролов. Филя, чертяка, об этом мы не уговаривались. А ну как в кого попал. Так, с этим потом. Сначала к первому. Не дай Господь, гортань перебил. Унтер хрипит, дышит с трудом, но жив. Жив, дурилка картонная! Так вот, вот так. Помассировать, как учил командир. Ага оживает. В глазах сквозь слезы пробивается мысль. Задышал ровнее. Оно и к лучшему. Теперь взгляд по сторонам. Та-ак, раненных вроде нет, хотя подниматься не спешат. Кто его знает, что этот блаженный с пулеметом еще учудит. Вон стволом водит из стороны в сторону.
— Ну, все братва, все. Встаем. Не боись, никого не тронем. Становись!
Хотя Фролов и заявил, что никого не тронут, но построил людей вдоль мишеней, да и Васюков все еще за пулеметом. Понятно, что и сам унтер стоит перед строем, но уж больно ловко управляется с новым оружием этот самый Филя.
— Не знаю, может в море вы чего и стоите, сам я сухопутный, пехтура серая суконная, но на суше вы никто и звать вас никак. Здесь любой пехотный Ваня, вам фору даст. Это там, броня и калибр, а здесь один солдат с простой винтовкой может остановить наступление целой роты. Если, к примеру, выставить вас всех против Васюкова, то я на него смело в заклад стану. Неча на меня щериться. Ну хорошо, пусть вы со своей "полундрой" добежали до врага и сошлись в штыки. Вы штыком-то работать умеете, или думаете япошка завидев ваши тельники в штаны наложит. Держи карман шире. Он в отличие от вас "полундру" не орет, а учится штыком ковырять тех кто о себе много думает и тельник носит, — наконец выпустив пар, он решил все же сбавить обороты. — На нас с Васюковым вы зла не держите, надо же было вам как-то показать, что вы дурью маетесь. А если вы думаете, что сильно отличаетесь от толпы, когда десантируетесь из вагонов, то сильно ошибаетесь. Не надо даже так мастерски стрелять как Филипп, чтобы положить вас всех. А вот теперь решайте сами, как быть. Кто хочет иметь шанс выжить, остаются и тренируются до седьмого пота, до полного не стояния. Кто хочет орать "полундру" и пугать япошек своим бравым видом, свободны, можете делать что угодно, только под ногами не путайтесь.