И Промысл Божий не обижает никого
Шрифт:
– Нет у нас ничего от пролежней! У нас вообще не должно быть никаких пролежней в отделении! У нас тут неврология, а не хирургия! И лежачих больных тоже не должно быть! Поэтому санитарка ночная в штате не предусмотрена и средств для обработки пролежней тоже нет! И вообще… Тебе что, своей матери не хватает? Пусть о бабке её родственники заботятся! Ладно… Вот тебе зелёнка – обработай зелёнкой. Какую мазь купить? Для бабки, что ли? Ты что, богатая, да?! Мажь зелёнкой, тебе говорю! Самое лучшее… И подсохнет…
Главная трудность в больнице – недосыпание. Спать хочется постоянно. Ночью то встаю
– Температуру меряем! Так, быстро взяли градусники! Время скоро шесть, а они всё дрыхнут! Вы что, сюда спать пришли?!
– Началось в колхозе утро… – ворчит соседка.
Мама спит. Тихонько, чтобы не разбудить, ставлю ей градусник, тихонько достаю. Температуры у нас, слава Богу, нет и не было.
Выхожу в коридор: на кресле рядом с палатой дремлет немолодой седой мужчина. Видимо, муж новенькой. В этот день я новенькую не разглядела: она спала на боку, свернувшись калачиком, просыпаясь только для капельницы и уколов.
Её муж уходит ненадолго домой, вечером возвращается, и снова всю ночь дремлет в кресле рядом с палатой. Время от времени заглядывает и озабоченно смотрит на жену.
«Вот это любовь! Вот это преданность!» – думаю я.
На следующий день знакомлюсь с его женой поближе. Ей стало получше, она села на кровати и смотрит на меня. Седая, как и муж, обычная пожилая женщина. А глаза необыкновенные – добрые, внимательные, ласковые… Заговаривает дружелюбно, и становится сразу понятно, что передо мной необыкновенно душевный, искренний и добрый человек. И я уже не удивляюсь, когда её муж дежурит у палаты и на следующую ночь, не хочет уходить домой.
Вот он заглядывает утром, а она смотрит на него так ласково, что этот немолодой седой мужчина расцветает и улыбается радостно. Конечно, кому же не понравится, когда тебя любят?! Позднее Вера рассказывает мне, что живут они с мужем душа в душу уже сорок пять лет.
А я думаю: «Вот и секрет счастливой семейной жизни… Так просто и так сложно… Она любит его, а он её… Что тут сложного? Может, дело в том, что нам неимоверно трудно проявлять любовь, улыбаться так по-доброму, когда мы раздражены, взволнованы, когда мы устали или голодны?
Мы нервничаем и взрываемся, гневаемся, и вместо радостной улыбки встречаем нахмуренные брови, сердитый взгляд. Встречаем раз, другой, третий, и нам больше не хочется встречаться взглядом друг с другом…
Конечно, легко улыбаться, когда обстоятельства благоприятствуют. Но Вера улыбается мужу, когда ей плохо, когда дрожат ноги, и самостоятельно она даже не может подняться… Может, дело в том, чтобы уметь радоваться мелочам, уметь постоянно поддерживать ровное и доброе расположение духа?»
У меня самой это точно не получается. Я унываю. И часто. Думала, что с мамой будет тяжело физически, а в остальном – мы будем вместе радоваться и печалиться, я буду читать ей книги, и мы вместе засмеёмся или заплачем над страницами. Но всё оказывается совершенно не так. Врач сказала, что мозг мамы сильно повреждён кровоизлиянием и реабилитации не будет, нужен только уход.
И вот мама у меня. Сразу же возникло множество проблем. Домик, в котором мне разрешили пожить, находится рядом с Оптиной. И это было раньше очень удобно: можно быстро добежать до монастыря. Отсутствие удобств меня не очень волновало: печь можно истопить, воду из скважины я качала ручным насосом и представляла, что у меня есть прекрасный тренажёр, туалет во дворе – пустяки.
Вечером я обычно сидела на скамейке у дома, работала на ноутбуке, наслаждалась лесной тишиной. В мае здесь вовсю заливались соловьи. Вместо привычного городского грохота трамваев и автобусов – соловьи! У ног ложилась Рыжая – бывшая беспризорная собака. Красивая и умная, только очень худая, одичавшая, брошенная кем-то собака раньше рылась по помойкам. Я шла на работу в монастырь и брала с собой пакет еды для Рыжей.
Она стала ждать меня и встречать, а потом как-то незаметно поселилась у меня, и мы очень хорошо поладили. Рыжая поправилась, похорошела, заблестела на солнце золотая шерсть, и она больше ничем не напоминает бродячую собаку. Сейчас ждёт щенков. Наверное, они будут такие же солнечные, как их мать… Часто забегает в гости большой толстый ёж, доедает кашу Рыжей, смешно фыркает носом. Романтика! Природа! Что значат по сравнению с этим бытовые неудобства?!
Но с мамой все эти бытовые мелочи вдруг выросли неимоверно. Ежедневная стирка стала очень тяжёлым делом, потому что накачать нужное количество воды – процесс долгий и физически тяжёлый. Печь нужно топить не только вечером, но и утром, перед работой, чтобы маме было тепло целый день. У меня заболела поясница, потому что мама грузная и мне тяжело её поднимать, поворачивать, сажать…
Нужны деньги. Много денег: памперсы, лекарства, шприцы, полноценное диетическое питание. И много времени…
Нужно вставать к маме ночью, потом с утра бежать на работу, прибегать к ней на обед, и часто я сама не успеваю поесть, как, накормив маму, нужно бежать снова на работу.
Мама не в себе, она зовёт меня разными чужими именами, то Ниной, то Светой, а я понятия не имею, кто это такие. Иногда она жалобно кричит мне: «Мама, мама!» Часто сердится, раздражается, кричит на меня просто так, без всякого повода. Отталкивает мои руки, когда пытаюсь укрыть её, одеть, накормить.
Я унываю и, пытаясь победить уныние, думаю: мы часто печалимся от того, что наши скорби кажутся нам какими-то неправильными… Вот неправильные у нас скорби – и всё тут!
Мы хорошо знаем, что жизнь без скорбей не проживёшь… Но когда скорбь приходит, мы думаем: если бы это было какое-то другое испытание, было бы гораздо лучше, а вот то, что происходит с нами, – это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Ну пусть бы мама болела, но вот если бы у неё был светлый разум… Но разум мамы помрачён – и это именно то испытание, которое нам с ней нужно нести.
Утешаю себя мыслями: когда я была младенцем, маме тоже было не до сна. Сколько раз за ночь я будила её?! Сколько раз ей приходилось менять пелёнки, стирать их, кормить меня, мыть. А я капризничала, не давала ей покоя. Может, причиняла ей боль, как, бывает, когда кроха тянет мать за волосы или бьёт кулачком в лицо, не понимая, что делает…