И расцветает любовь
Шрифт:
— Ты, наверное, не могла дозвониться до меня? Я умудрился потерять телефон, поэтому заблокировал карту. Звоню с нового номера.
— Как хорошо, что ты объявился! Я приходила к тебе, но дома никого не было, — взволнованно сказала она, сильнее прижимая трубку к уху. Как будто это могло приблизить к ней Германа.
— Прости, что не встретил тебя. Я только сегодня узнал.
— Ничего страшного. — От радости у Ангелины перехватило дыхание. Даже говорить было тяжело.
— Оказывается, все твои последние письма автоматически попадали в «Спам», — продолжал оправдываться Герман. —
«Понятно, чья эта работа», — успела подумать Ангелина.
— А я все думал: почему ты не ответила на мое письмо. Мне даже показалось, что ты решила разорвать нашу дружбу, сделала, наконец, свой выбор…
— Я действительно сделала выбор, Герман, — взволнованно сказала она.
Он немного помолчал.
— Лина, когда мы можем встретиться?
Она готова была выезжать прямо сейчас, но разум благоразумно остановил ее. На улице шел сильный дождь, и очертания соседних домов едва угадывались сквозь плотную пелену. Ехать куда-либо в такую погоду было небезопасно.
— Может быть, завтра?
Завтра. Ждать целые сутки! Без конца поглядывать на часы. Считать минуты до встречи. Нервно теребить край платья. Нетерпеливо накручивать непослушный локон на палец. Часы ожидания — самые мучительные.
— Хорошо. — В его голосе послышалась улыбка.
Ангелина с трудом дождалась утра. Первым делом сразу же выглянула в окно. Дождя не было. Покрылись плотной коркой льда стекла припаркованных у подъезда машин и лавочки на детской площадке. Ветки деревьев были обледеневшими, а улицы превратились в настоящий каток. Да, погода в Москве, как всегда, оказалась непредсказуемой. Город сначала завалило снегом, потом пошел дождь, и вот теперь все покрылось скользкой ледяной коркой.
Но погода не могла разрушить ее планы. Эля с Катей ушли совсем рано, и Ангелина осталась предоставлена сама себе. Она не спеша приняла ванну с маслом бергамота и розмарина. Это помогло снять напряжение и расслабиться. Затем закуталась в теплый мягкий халат и немного полежала в кровати под тихую умиротворяющую музыку. Как давно она мечтала о таком отдыхе! Все эти дни были невероятно нервными и напряженными. Теперь, наконец, все плавно вошло в привычную колею, и можно было спокойно вздохнуть.
Она надела свое самое любимое платье, которое купила в Германии, влезла в новые изящные сапоги и накинула длинную шубку. На всякий случай захватила с собой зонт.
К знакомому дому Ангелина добралась довольно быстро. Ее волнение было чересчур мучительно. Хотелось скорее увидеть Германа, чтобы поверить своему счастью. Неужели дни тягостной разлуки позади?
Вместе с ней в кабину лифта вошли две пожилые женщины. Одна из них сказала:
— Так что зря ты, Ильинична, хоронила парня. Вышел он из комы, всерьез занялся собой, даже похорошел. И бизнес открыл — мыло варит! Мне на восьмое марта одну упаковку просто так подарил.
— Да, ты права, Господь его уберег, — согласилась с ней подруга. — Кто знает, может у него что-то получится с этой Машей. Видно же, что она к нему не равнодушна. Да и ребенок ее уже успел привязаться к Герману. Так что, думаю, в его жизни наконец-то наступила белая полоса.
Они вышли на пятом этаже, а Ангелина, потрясенная услышанным, поехала дальше. Нетрудно было догадаться, о каком Германе шла речь. Из нескольких фраз Ангелина поняла следующее: он всерьез занялся мыловарением, это хорошая новость. А еще к нему упорно захаживает Маша. При этой мысли по спине Ангелины пробежала дрожь. Герман ничего не писал об этой девушке. А вдруг его чувства к ней уже перегорели, и он увлекся этой Машей? Но его письма… Письма кричали о любви, о духовной близости, о родственности душ… Нет, он не способен так притворяться. Ангелина была в этом убеждена.
Когда Герман открыл дверь, чувство ревности, мучившее ее, мгновенно исчезло. Его взгляд сиял невозможной радостью. Ангелина бросилась в его объятия, влилась в них так, что ему показалось: они всегда были единым целым.
— Господи, неужели ты приехала… — прошептал он, скользнув ладонью по ее мягким волосам, от которых исходил сладкий запах медуницы.
Все это время он несколько раз вскакивал со своего места и подбегал к окну, надеясь увидеть ее, но нет; взгляд его то и дело натыкался на прохожих. Наконец, он все-таки дождался ее, подошел к окну в третий раз — и это была она! Он увидел ее еще издали — исхудавшую, бледную, но по-прежнему самую родную. И сердце его последовало за ней. Эти минуты ожидания, пока Ангелина заходила в подъезд и ехала в лифте, казались ему самыми тяжкими и мучительными, нежели те, которые тянулись целых полгода, пока она жила за границей.
— Я и сама в это не верю, — призналась она, прижимаясь к его груди еще сильнее. Тепло рук, обнимающих крепко и бережно, поцелуи на щеках, висках, губах — все это было величайшей наградой за мучительное ожидание и горькую разлуку.
Он прикрыл дверь, заботливо помог ей освободиться от верхней одежды, проводил в комнату. Затем взял ее ладони в свои.
— Ты замерзла. Я приготовил глинтвейн с гвоздикой и апельсиновыми корочками. Будешь?
Ангелина кивнула, не находя слов от переизбытка эмоций.
Наконец, Герман устроился рядом с ней в кресле. Мерно тикали часы, напоминая, что мир не остановился, что там, за окном, как и прежде течет жизнь. Они же говорили и говорили, не в силах остановиться, напрочь позабыв о времени. Ведь, как известно, счастливые часов не наблюдают.
— Мое предложение все еще в силе, — вдруг сказал Герман.
— Какое?
— Предложение руки и сердца.
Его слова взволновали Ангелину до самого донышка души. Внутри как будто маленькая свечка зажглась, растворив остатки печали от долгой разлуки. Это была минута самой чистой, самой полной радости для них обоих.
Герман вынул из кармана темную бархатную коробочку и открыл ее. Словно в подтверждение серьезности его намерений внутри блеснуло маленькое кольцо.
— Герман!.. — Ангелина обняла его как в последний раз. Не нужны были слова, чтобы понять: она согласна. Она, его небесный цветок, его опора… Рядом с нею любое горе слабеет, ибо делится пополам. Как же долго он ждал ее согласия, и теперь не мог поверить, что Ангелина станет его женой.
— Я люблю тебя, — выдохнул он и обнял ее еще крепче.