И расцветает любовь
Шрифт:
— Ты хотел поговорить о Германе… — не выдержала она. Ей показалось, что Альберт вздрогнул при упоминании этого имени. — Я тебя слушаю.
Он нервно покрутил чашку в руках.
— Геля, я знаю, что могу тебе довериться. Пожалуй, ты единственный человек из моего окружения, с которым я могу поделиться своими переживаниями.
Эти слова привели Ангелину в замешательство. Она не знала, что ответить.
— Я больше не могу держать это в себе, понимаешь? — продолжал Альберт, так и не сделав ни одного глотка капучино. — Чувство вины гложет меня даже на расстоянии.
— О чем ты?
— Когда мы были вместе, я ужасно ревновал тебя к Герману. Я сходил с ума, хотя должен был доверять тебе.
«Что же он хочет сказать? Почему так возбужден?» — недоумевала она, чувствуя, что нервное напряжение, только-только отступившее, снова возвращается к ней.
— Я готов был стереть его в порошок, но, поверь, я никогда не желал ему зла, — признался Альберт. — Да, я могу быть раздраженным, могу потерять над собой контроль, но чтобы сознательно навредить человеку — нет, это не про меня.
Он сделал паузу, поднес чашку с капучино к губам — Ангелина видела, как дрожат его пальцы, — и залпом выпил напиток.
— После нашей ссоры, тогда, когда я обидел тебя при всех в холле театра… В общем, с того момента я с головой ушел в работу. Хотел отвлечься. Тем более, появились хорошие предложения. Но ничего не клеилось. И я, как ты можешь догадаться, начал выходить из себя…
В один из дней я катался по городу, была сильная стужа, плохая видимость. Я не сразу заметил мальчика, выбежавшего на дорогу. Как сейчас помню — горел зеленый свет. Я не успел затормозить. Я вообще толком ничего понять не смог. Какой-то мужчина молнией бросился к мальчику и попал прямо под колеса моей машины…
Чем дольше он говорил, тем напряженней становилась Ангелина. Зеленый свет, мальчик, выскочивший на проезжую часть, мужчина, спасший ему жизнь… Альберт, не успевший затормозить… Страшные картины рисовало ее воображение. Нет, это не может быть правдой.
— Я знал, что сбил этого человека. Знал, — продолжал Альберт. В его взгляде читались обреченность и раскаяние. Пальцы не находили покоя: то стучали по гладкой поверхности стола, то ерошили влажные от пота волосы. — Я должен был выйти и помочь, но… Не смог. Испугался. Да, вот так мерзко поступил. Я просто нажал на педаль газа и уехал, не зная, как поступить дальше. Номера моей машины были видны только частично — их скрыли две визитки, которые накануне всунул какой-то шустрый промоутер. Видимо, поэтому на меня не вышли. Да и я боялся объявиться… — Пот струился по его лицу, но Альберт, видимо, совсем не замечал этого. — А потом, когда я увидел Германа в театре — измученного, на костылях, я, наконец, вспомнил его. Я понял, что тот человек, которого я сбил, и есть Герман. Мне казалось, что я ошибся, но твой короткий рассказ о том происшествии, о коме… Сомнений у меня не осталось. Я начал выяснять детали той страшной аварии, нашел много информации в интернете, сопоставил факты… и все понял.
Он замолчал и опустил голову. Казалось, после рассказанного силы его иссякли. Ангелина глядела на него в растерянности, пораженная услышанным. Выходит, Альберт не нарочно стал причиной долгих страданий Германа. Из-за ее бывшего жениха он оказался на грани жизни и смерти. Но для чего Альберт открылся ей? Для чего рассказал всю правду? Каких действий он от нее ждет? Вопросов было море, но не находилось ни одного ответа.
— Что теперь делать, Геля? — подняв на нее грустные глаза, спросил Альберт. Ну вот, к огромному списку вопросов добавился еще один.
Ангелина молчала.
— Я ведь сначала злился на него, — признался он, теребя салфетку. — Ненавидел его за то, что он стал причиной моих душевных метаний. Тогда, когда Герман пришел в театр на костылях… Я ясно дал ему понять, что он тебе не пара. Я сказал, что ты скоро уедешь и попытаешься построить карьеру за границей, что он — калека, который тянет тебя вниз…
Ее испуганный возглас прервал его речь. Она откинулась на спинку дивана и посмотрела на него широко открытыми глазами. Она могла лишь предположить, что в ее взгляде смешалось буквально все, что лежало на сердце: испуг, возмущение, изумление. Сердце ее трепетало в груди, не находя покоя.
В тот день они с Германом впервые серьезно поссорились. Возможно, не вмешайся Альберт, им удалось бы все решить мирно и спокойно. Может быть, она бы и не уехала вовсе. Ну что ж, прошлого не вернешь. Ангелина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Я был не прав, — продолжал свой монолог ее собеседник. — Потом, со временем, злость улеглась. Я начал искать людей, более-менее знакомых с Германом, чтобы узнать от них побольше информации. Таким образом я пытался успокоить свою совесть: смотри, мол, с ним все в порядке, можно жить дальше. Но от его знакомых я узнавал, что после комы он еще долго не мог нормально ходить, влез в долги, замкнулся ото всех. Хотя его можно понять — в тяжелой ситуации он был забыт своими друзьями, брошен на произвол судьбы. Такое оставляет глубокую рану в душе.
Спустя некоторое время до меня дошли слухи, что Герман начал всерьез заниматься мыловарением. Несколько женщин, с которыми я общался, охали от восторга, не переставая, расхваливая мыло ручной работы, которое у него приобрели. Так я узнал, что Герман сделал себе сайт, через который начал продвигать свою продукцию. Думаю, клиентов у него было немного, как, впрочем, всегда бывает в самом начале развития бизнеса. В разделе «Контакты» я увидел номер его банковского счета. Он просил всех неравнодушных финансово поддержать его начинания. И я… — Он умолк на мгновение, потому что подошел официант и убрал со стола пустые чашки. Альберт попросил еще капучино.
Ангелина смотрела в окно, но не замечала ни кружившего в вальсе снега, ни обледеневших веток, ни прохожих, спешивших укрыться в каком-нибудь теплом месте. Мысли ее были далеко отсюда.
Герман писал, что хочет заняться мыловарением всерьез. Но, судя по тону письма, сам до конца не верил, что это хорошая идея и что задумка принесет коммерческий успех. Он рассматривал это скорее как хобби. В то же время Герман понимал, что работа в школе — не совсем то, чем он хотел бы заниматься до конца жизни. Он вернулся на прежнее место работы, но занятия занимали у него теперь несколько дней в неделю. Оставшееся время он посвящал индивидуальным занятиям со студентами на дому и мыловарению. Когда он успевал заниматься своим восстановлением — оставалось загадкой. Но было ясно одно: Герман видел цель и не собирался останавливаться. Он занял все свободное время полезными делами, помогал матери выплачивать долги и параллельно успевал делать все необходимые для реабилитации процедуры. «Я не оставил себе ни единой свободной минуты, чтобы не думать о том, что ты так далеко от меня», — вспомнились ей строчки из письма.
Она очнулась от мыслей и с ожиданием взглянула на Альберта. Ему как раз принесли капучино, и он, казалось, совершенно позабыл, где находится и о чем говорит. Все его внимание было приковано только к напитку.
Ангелина терпеливо ждала. Сколько нового она сегодня узнала! Хотя, если честно, лучше бы все осталось как прежде. Виновник аварии скрылся с места происшествия. Герман попросил закрыть дело. Все. Зачем ей открылись новые подробности? Теперь стало так тяжело на душе… Имеет ли она право рассказывать об этом Герману? Или же лучше промолчать? Не хочется навредить Альберту и в то же время совесть не позволяет скрывать от Германа правду… Тяжелая ситуация!