И развеется пеплом сердце мое
Шрифт:
Он прогуливался по просыпающемуся от зимней спячки, городу, ловя пока еще редкие лучи теплого солнца. Он шел и улыбался, думая о Ней. Он радовался, что, наконец-то, дышит с ней одним воздухом, находится в одном пространстве с ней. Мысли в его голове текли медленно и размеренно. "Это моя стихия! Каким же я был идиотом, что не приехал раньше!" - размышлял он с досадой.
Гриша переговорил со своими бывшими коллегами и однокурсниками. Они все были необычайно рады его видеть, и обещали помочь с работой. Благодаря одному из друзей, Гриша устроился в драматический театр. Работа была
Степан улыбался и подбадривал брата, но он не говорил ему, о чем шептались коллеги за кулисами. Он не говорил брату о том, что режиссеры, с которыми он пытался поговорить о Грише, отрицательно вертели головой, заявляя, что Гриша больше не представляет интереса. Он не говорил брату о том, что его отказывались рассматривать даже на эпизодические роли. "Не формат" - это было клеймом, о котором Грише не стоило знать.
Степан знал, что если Гриша не одумается и не вернется к семье, будет он прозябать, работая в театре на второстепенных ролях. Но, видя эйфорию брата, он не решался заводить об этом разговор.
– Ты знаешь, я вот представляю Чаянкино лицо, когда она увидит меня!
– говорил весело Гриша.
– Как ты думаешь, брат, она ведь будет рада мне?
– Э... хм... наверное, - Степан пытался избегать разговоров о Чаяне.
– Эх, Степка, - произносил Гриша, выпивая рюмку белой.
– Она девочка добрая и сердечная. Всегда была такой... Любила меня..., а я ей не верил, дурак..., - казалось, он сейчас разревется в пьяной чувствительности.
– Ты любил Злату, - сказал Степан серьезно.
– Да. Я любил Злату. Сильно и безумно. В моей жизни везде была Злата! Я был безгранично счастлив. Но, она оказалась не моим счастьем... , - произнес Григорий, шмыгнув носом.
– Эх, ладно!
– он повысил голос и силой стукнул рюмкой по столу. - Пора открывать себя! Я должен встретиться с ней!
– закончил Гриша свою хмельную тираду.
"Иди, брат, к ней..." - подумал Степан. "Чем быстрее развеешь ты свои иллюзии, тем лучше будет для тебя", - проговорил он мысленно.
* * * *
Гриша решил действовать. Далее ждать "у моря погоды" не имело смысла. Он был так близок к ней, впервые, за много лет. Все запахи Москвы, все знаки, словно бы, напоминали ему о ней. Город был увешан ее изображениями. Прекрасное лицо и чувственная фигура Чаяны украшали бутики, рекламные баннеры, афиши в кинотеатрах. Он, словно, был окружен ее очарованием со всех сторон. Москва любила эту девушку, и Москва была ее стихией. Ее любила вся страна. "Ну как ее можно было не любить?"- Гриша вглядывался во все ее изображения. Они были разные: то грустные, то радостные, то зовущие, то отстраненные... Он любовался ею и блаженно думал про себя: "Чудная, чудная... Моя...".
Он позвонил Валентине и договорился с ней о встрече. Валя была поражена и, вместе с тем, искренне обрадована. Она с радостным криком заключила его в свои крепкие материнские объятия. Валя -это удивительная женщина, сильная, стойкая, безумно любившая свою дочь, но, обладавшая мудростью прощать и забывать плохое. Гриша прижался к ней всем телом и только сейчас осознал, насколько он скучал по Вале, по ее дочери, по теплым посиделкам у них дома с пирожками и настоящим украинским борщом. На его глазах появились слезы.
– Я так рад тебя видеть, мама Валя!
– горячо прошептал он.
– А я как рада! Ты вернулся, Гришенька! Надолго?
– лепетала Валентина.
– Навсегда!
– ответил он.
Гриша еще не решил, откроет ли он свое сердце матери Чаяны. Он знал, что Валя поддержит его, но право выбора оставит за дочерью. Но она была важным звеном, соединяющим Чаяну с остальным миром.
Грише хотелось избежать ее расспросов о доме и семье. Все это не имело значения. Злата осталась в холодной неприступной Вене, словно блик угасающего воспоминания о прошлой ненужной жизни. Сейчас все его мечты, все помыслы притянулись к одному лишь слову - ее имени. Он ощущал себя маленьким спутником, кружащимся вокруг Её солнца. Он хотел полностью раствориться в ней, в своей любви к ней. Он мечтал обладать ее телом, но взамен, отдать ей душу. Злате в этой феерии чувств не оставалось места.
– Как жена, дети?
– спросила Валя, как назло.
Гриша кратко обрисовал ей текущую ситуацию со Златой. Валя огорченно покачала головой.
– Нельзя так, Гришенька..., - сказала она.
– Ты теперь не один, ты - взрослый мужчина, который ответственен за свою семью, детей, в первую очередь.
Гриша улыбнулся. Он окончательно убедился, что Валентине не стоит знать относительно его любви.
– Все нормально, Валечка, - поспешил он успокоить женщину. Я детей никогда не придам и не брошу. Но сейчас я должен позаботиться о себе, о своем месте в этой жизни, как бы пафосно это ни звучало. А они под надежным присмотром Златы. Ты знаешь.... Она оказалась идеальной матерью. Но мне пришлось уехать... Ты же не хочешь видеть меня всю жизнь, вертящим баранку такси?
– Нет, Гришенька, конечно нет! Ты правильно сделал, что решил вернуться в профессию!
– ответила Валя.
– А хочешь, я с Чаянкой поговорю?
– Валя была воодушевлена.
Этого Григорий и ждал. Ждал того, когда этот разговор повернется в нужное ему русло.
Да не стоит, мама Валя..., - сказал он, как бы небрежно. - Она обо мне даже и слышать, наверное, не хочет!
Валя вздохнула.
– Нет, что ты, нет... Все уже в прошлом..., - ответила она с некоторой ноткой печали.
– Ты лучше, расскажи мне, как она?
– спросил он.
– Она хорошо, грех жаловаться, сынок, - сказав это, она устроилась удобнее.
– Вот, ушла от меня жить отдельно... , - в ее голосе сквозила грусть.
– Но, это нормально. Она уже взрослая, у нее своя жизнь- друзья, коллеги... Ну, сам понимаешь...
Услышав это, Гриша почувствовал, как что-то резануло его по сердцу. "Ну да..., коллеги, мужчины..." - подумал он.
Тем временем, Валя продолжала.
– Сначала было все плохо. Очень плохо. Она долго лежала в санатории, не хотела излечиваться. Забросила школу, друзей... Знаешь, в те моменты, я думала, что умираю вместе с ней...