И рвется цепь
Шрифт:
– Итак, сегодня немного сложнее, чем обычно, – объясняет инструктор. – Начинаешь движение пешим порядком, по команде начинаешь обрабатывать мишени, в движении, в каждую кладешь флэш [1] . Бежишь назад, садишься за укрытие – вон, видишь этот зеленый ящик? Ну вот. Там делаешь смену магазина. Стреляешь в оставшиеся прицельно, с правой и левой руки, как удобно. Все ясно?
Я киваю. Он протягивает мне дополнительный магазин, я убираю его в карман толстовки. Извлекаю из кобуры пистолет, магазин – из пистолетной рукояти, снимаю с предохранителя и отвожу затворную раму назад, направив ствол в сторону мишеней, чтобы убедиться в отсутствии патрона в патроннике. Деактивирую курок, возвращаю магазин на место и, не ставя оружие на предохранитель, помещаю в кобуру. Теперь я готов. В теле некоторое напряжение.
1
Флэш –
– Готов? Пошел!
Я начинаю движение в сторону мишеней по центру тировой галереи.
– Первая, шестая, третья! – выкрикивает инструктор.
Я выдергиваю пистолет из кобуры, резко бегу влево, одновременно досылая патрон в патронник, не целясь дважды подряд стреляю в силуэт первой мишени, держа пистолет двумя руками, дергаюсь вправо, два выстрела в шестую, и, уже уходя, кладу еще два с правой руки в центральную. Бегу к укрытию, обегаю ящик и падаю на колени. Достаю из кармана магазин, извлекаю другой из пистолетной рукояти, после чего инструктор кричит: «Четвертая, пятая!» четвертую я поражаю с левой, выкатываясь из-за укрытия, пятую – с правой.
Мы проходим упражнение еще трижды, чтобы улучшить результат. Почти все пули вошли в корпус, но мне хочется добиться точности и поражать мишени в голову. В конце занятия я сдаю инструктору оружие. Он стоит у стола, мнется. Я понимаю, что он хочет что-то спросить у меня. Пытаюсь торопливо уйти, но не успеваю.
– Послушай… Ты в телохранители готовишься? Зачем тебе это все? Я ведь тебя обучаю тому, что знаю. Ты просил динамики, я дал тебе программу частных телохранителей. Но для чего тебе это? Ну, если не секрет. Ты ж говорил, что работаешь в офисе вроде бы.
– Я больше там не работаю.
– Ох… Уволился?
– Да. Сейчас у меня нет никакой работы.
Я стаскиваю наколенники и мечтаю только о том, чтобы этот разговор закончился. На сегодня социальных условностей мне вполне достаточно. Я просто хочу выйти отсюда, набрать телефон проститутки и снять напряжение. Но он продолжает:
– Если хочешь в охрану… Видишь ли, с личкой сейчас напряженно. Блат нужен. – Он достает из ящика стола какую-то визитку. – В общем, если нужно перекантоваться, у меня знакомый в клуб парней набирает. На охрану. Ты по физпараметрам подходишь, а у него сейчас провал по кадрам полный. Если надумаешь, позвони, скажи, что от меня. – Он протягивает мне визитку.
Я беру ее машинально, кладу в карман джинсов.
– Спасибо. Всего хорошего.
– До встречи.
Выходя из галереи, я оглядываюсь. Он стоит у стола и смотрит мне вслед. Какого черта ему от меня нужно? Зачем он дал мне эту визитку? Вопросы без ответов. Но мне это не очень интересно. Я выхожу на улицу. Дождя нет, и город пребывает в каком-то беззвучном режиме, как будто оглушенный. Тир находится на небольшой улочке, машин в субботу здесь бывает мало. Здания старые, серые. Одинокие прохожие почти сливаются с ними. В городе вообще не так много цветов. Серые здания, люди, одетые в темное, заляпанные грязью по самые стекла машины. Я достаю телефон и набираю номер Марьяны.
– Алло, привет! – игриво отвечает она.
– Да, привет. Я могу заехать где-то через час?
– Ну конечно, котик, приезжай. Как ты долго не появлялся, я уже тут обдрочилась вся. У меня киска по тебе и сейчас течет… Мм, мой ненасытный! Чмоки-чмоки, побежала в душик!
Я вешаю трубку. По дороге до метро я размышляю, зачем она это делает, зачем говорит эти слова. Сколько раз я приезжал к ней, она ни разу даже близко не была мокрой. Не то что желания, даже приязни не испытывала. Неужели это на них действует? На других. Как это работает? В чем принцип действия такого ритуала? Все равно, что пытаться стрелять из незаряженного оружия. Очень странно. И что, вот другие ведутся на это? Или это обязательная игра? Или это ее фишка? Я жду автобуса вместе с какими-то гопниками. Они мрачно поглядывают на меня, один грызет семечки, сплевывая шелуху на асфальт. У него треснула нижняя губа, но он отчаянно грызет подсолнух и сплевывает. Он вяло переругивается с другим, очень на него похожим. Автобус подходит, но они остаются на остановке. Провожают меня странными взглядами. Я сажусь у окна и замираю. Мимо проплывают секции забора промзоны, рекламные щиты, призывающие купить что-то прямо сейчас, потому что потом будет уже поздно. Я на минуту представляю себя тем, кому нужно что-то покупать, да еще и успевать с покупкой. В груди разливается облегчение от того, что мне ничего не нужно, а того, что есть, вполне достаточно. В кармане ощущаю вибрацию телефона, потом слышится приглушенный сигнал эсэмэс. Открываю: пришли отпускные. Правда, сумма больше похожа на полный расчет с компенсацией.
Значит, я был прав. У меня действительно больше нет работы. Автомат объявляет конечную – метро. Все выходят. С немногочисленными пассажирами – старухой с тележкой, молодой парой и каким-то алкоголиком – я выгружаюсь из автобуса. Сажусь в метро.
Здесь народу всегда достаточно, но в выходные дни
Любопытно. Но не страшно. Я бы хотел почувствовать, что такое – бояться смерти. Бояться умереть.
Если сейчас кинуться под проносящийся мимо «мерседес», скорее всего, даже боли не почувствуешь. Подкинет на капоте вверх, потом приземлишься на асфальт. Собственно, на этом великое таинство и заканчивается. Интересно, отчего этот вопрос является для них таким притягательным?
Тем временем я добираюсь до нужного дома, захожу в арку. Двор весь заставлен машинами, некоторые свободные места огорожены цепочками. Двор довольно большой и когда-то был светлым. Сейчас из-за этих машин не отпускает ощущение тесноты. Теперь он скорее напоминает стоянку подержанных тачек, чем место близ человеческого жилья. Использован каждый сантиметр территории, асфальт четко расчерчен на парковочные места, все выверено и просчитано. Индустрия парковки, индустрия жилья, индустрия секса. Этот город – один большой завод, потребляющий в качестве биотоплива собственных жителей. Они борются за возможность залезть в более престижную часть мясорубки, но перемалывают-то их всех приблизительно одинаково. На выходе получаются счастливые семьи, скандалящие друг с другом в «Ашанах» и «Лентах» либо просто тихо ненавидящие друг друга. Орущие дети, из которых потом вылепят то же самое, потому что системе необходимо поддерживать себя, она не может работать без биотоплива, и новые туши должны пройти первичную обработку в семье и школе. На выходе получаются эффективные менеджеры, которые не понимают, чем они занимаются и что от них требуется. Вся их работа сводится к унижению и заебыванию нижестоящих homo. На выходе получаются работяги, пьющие пиво после работы, проигрывающие зарплату в онлайн-казино, обвешанные кредитами, ипотеками, долгами. Эти экономят на всем, включая выпивку, и пьют по домам или на пустырях. День за днем эти люди пропускают себя через мясорубку этого города, пока в один прекрасный день кто-нибудь из них не умирает, и тогда гроб с его телом медленно уплывает в печь крематория, где мертвеца вытряхнут из гроба, снимут одежду, вырвут золотые коронки, и только потом – голого – сожгут. Гроб можно использовать еще раз. Сжигают только самые дешевые гробы.
Странно, что я думаю об этом сейчас. Я ощущаю давление, которое нужно сбросить. Они называют это сексуальным напряжением. На самом деле, все проще: у меня просто слишком много спермы и от излишка нужно избавиться. Но при чем тут смерть и к чему мне именно сегодня в голову лезут такие странные мысли?
Набираю номер квартиры на домофоне. Открывают без слов. Я вхожу и поднимаюсь по широкой лестнице на второй этаж. В тусклое большое окно лестничной площадки пробивается свет. На широком подоконнике стоит умирающий фикус. Я знаю, что пока я подхожу к квартире, она наблюдает за мной в дверной глазок. Как только я приближаюсь к двери, она приоткрывает ее, и я захожу внутрь. На Марьяне черные чулки в крупную сетку, туфли и кружевные трусики. Шикарная грудь приблизительно четвертого размера вываливается из дорогого прозрачного лифчика чуть не по размеру. Она перебарщивает с макияжем, скрывая дефекты кожи. Возраст определить сложно. Подозреваю, что около тридцати пяти лет. Прямые белые волосы ниже плеч струятся по ее спине, когда она закрывает дверь, успевая ненароком глянуть в глазок, и мурлычет мне: «Проходи, котик! Твоя кошечка тебя уже заждалась». Я смотрю на нее и начинаю снимать кроссовки, не развязывая шнурки. Она принимает это за сексуальное возбуждение:
«Мм, какой ты нетерпеливый! Скучал по своей шлюшке?» Она игриво проводит пальчиками мне по паху. Нет, я не скучал, потому что я не знаю, что это такое. Член находится в совершенно спокойном состоянии, потому что сейчас его просто некуда вставить. Я молча иду в ванную. Там я снимаю одежду и обнаруживаю, что довольно прилично припотел в тире. Подмышки и футболка пахнут потом. Не беда. Запасная футболка у меня в рюкзаке. Я моюсь в душе. Выхожу, обмотавшись полотенцем. Марьяна почему-то ждет меня в коридоре. Скорее всего, перестраховывается, чтобы я по ошибке не открыл дверь в другую комнату. В квартире стоит абсолютная тишина, за исключением звуков какой-то романтической музыки из комнаты Марьяны. Она ласково, но настойчиво хватает меня за руку и уводит в комнату. Здесь полумрак.