И снова Испания
Шрифт:
Где она теперь? Жива ли? Надо надеяться, что какой-нибудь другой отвергнутый поклонник не донес о ее серебряной булавке… Господи! — подумал я. Да ей ведь сейчас не меньше сорока девяти, если не все пятьдесят четыре, и она, вероятно, не больше расположена отвечать на заигрывания, чем в те дни, когда небритый иностранец в рваной и грязной форме предложил ей сигарету в надежде получить в обмен то, за что Аарон собирался платить наличными.
Мы легли спать во втором часу, и мне вдруг показалось странным, что администрация гостиницы не позаботилась заклеить окна крест-накрест бумажными полосами — вроде тех, которые перечеркивали стекла в гостинице «Гран-Виа» на Пласа-де-Каталонья, где мы с Джо Хектом
2
Основной денежной единицей осталась песета, но на ней больше нет республиканского герба. Каждая монета, вплоть до десяти сентимо, демонстрирует профиль Самого Наиглавнейшего, и надпись — хотите верьте, хотите нет, — гласит: «Francisco Franco, Caudillo de Espa~na por la Gracia de Dios»{ [21] }.
Конечно, испанские остряки заменяют «милостью божьей» на «немилостью божьей», причем испанское слово desgracia означает также «несчастье», «бедствие», «горе», отчего шутка только выигрывает. Реклама кока-колы переделывается так: «С кока-колой все идет прахом» или: «Без кока-колы все идет на лад», но они тем не менее пьют этот напиток, так же как вот уже сколько лет терпят каудильо и будут терпеть его до тех пор, пока их не вырвет или он наконец не умрет.
21
Франсиско Франко, милостью божьей каудильо испанский (исп.).
Но тогда мы еще не слышали шуточек по адресу Франко или кока-колы, так как весь следующий день мы читали сценарий, который получили от Хаиме. Назывался он «И снова Испания», причем название было дано по-английски.
Сценарий несколько разочаровал нас, хотя мы были готовы к тому, что автору вряд ли удалось сказать что-либо значительное о нашем времени и о нашей борьбе — мы ведь отдавали себе отчет в трудностях, с какими сталкиваются кинодеятели и другие художники при существующем в Испании режиме. Я даже заранее представлял себе, как я скажу: «Мне очень жаль тех денег, которые вы или кто-то еще потратили на то, чтобы доставить меня сюда, но над таким произведением я работать не могу».
Сценарий разочаровал нас потому, что он почти целиком был посвящен роману между Дейвидом Фостером, американским врачом, вновь оказавшимся в Испании, и юной Марией, дочерью медицинской сестры, с которой он работал во время гражданской войны.
Я просто не мог поверить в этот роман. Врачу уже за пятьдесят, девушке двадцать с небольшим, и к тому же она сразу узнает, что он женат (его жена весьма кстати решила уехать на Мальорку, пока будет продолжаться медицинский конгресс), что он пробудет в Испании всего десять дней и что он был возлюбленным ее матери задолго до того, как она появилась на свет.
Но затем что-то начало действовать на меня. Во-первых — вот что значит творческое воображение! — чувство, которое испытал американский врач, когда самолет начал снижаться в Барселоне. Его сосед, врач из Техаса, говорит:
Т о м п с о н (глядя в окно поверх плеча Дейвида). А красивый город! И довольно-таки большой. Он очень изменился?
Д e й в и д. Наверное… Мне не приходилось видеть его сверху.
Если первый художественный фильм Камино прослыл революционным, так как в нем признавалось, что испанские женщины иногда изменяют мужьям, то этот фильм просто не мог быть снят.
Испанец, даже два испанца
Как же все это объяснить? Хаиме упомянул, что первый вариант сценария (его мы и читали) пропущен цензурой. Как это могло случиться? Хаиме сказал, что у них было несколько возражений (еще бы!), но пока что только устных. Хаиме рассказал, что все фильмы испанских кинокомпаний субсидируются соответствующим министерством, берущим на себя до шестидесяти процентов расходов — естественно, если фильмы одобрены.
Но его сценарий пока еще пропущен условно. Деньги появятся не раньше, чем окончательный вариант сценария будет одобрен, а фильм просмотрят в надлежащих инстанциях (значит, они уже что-то учуяли).
Тем не менее мне трудно было понять, как подобный сюжет мог получить пусть даже предварительное одобрение — разве что тут проявилась пресловутая «либерализация», которую режим широковещательно провозгласил год назад. Я задумался. А в голове у меня зазвучали отрывки из речи, которую я на прошлой неделе произнес в Лос-Анджелесе.
«…Кабинет Франко раскололся — и смертельно перепуган. Почему? Потому что Испания во что бы то ни стало хочет вступить в Общий рынок. Отсюда объявленная год назад «либерализация». Но либерализацию восприняли буквально, и теперь тысячи людей постоянно выходят на демонстрации, скандируя: «Свобода! Свобода! Долой судебные процессы! Демократии — да! Диктатуре — нет!» И даже: «Франко — нет!»
Очаровательный пример этой либерализации был отмечен Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс в прошлую среду в сообщении о выборах, проводившихся в Испании впервые за последние тридцать лет. «…добрая половина всех избирателей сидела по домам», — сообщают из Мадрида. (Теперь понятно, почему поперек предвыборных плакатов, которые мы видели накануне вечером, красовался призыв, нацарапанный каким-то крамольником: «No vota!»{ [22] }).
22
Не голосуйте! (исп.).
Те же, кто все-таки голосовал: женатые мужчины, неженатые главы семейств и кормильцы, — шли к урнам, чтобы опустить бюллетени за парламентское меньшинство, состоявшее из кандидатов, которых избрали бы в любом случае. Около шестнадцати миллионов человек получили право голосовать за сто восемь кандидатов. Что составляет около восемнадцати процентов от 563 мест в кортесах. Все остальные были уже избраны: представители профессиональных ассоциаций Национального движения — единственной легальной политической организации, Национального совета, а также двадцать пять кандидатов, назначенных лично самим Франко…»
В апреле 1967 года в течение нескольких дней происходили студенческие демонстрации, и правительство ответило на них введением закона о призыве в армию студентов, виновных в «несоблюдении правил общественного порядка и в недостатке патриотизма». То же самое произошло в первые недели октября в Южном Вьетнаме, но чего можно было ожидать от тамошнего каудильо (дуче, фюрера), генерала, который хотя и не занял свой пост «милостью божьей», но, во всяком случае, объявил, что у него есть только один герой — Адольф Гитлер. Такова эта «либерализация». И все-таки сценарий-то пока пропущен…