И снова утро (сборник)
Шрифт:
— Так много? — удивился повар. — Я не все положу. Переживут, если кофе будет не таким уж сладким.
— Нельзя, Митру. Приказ доктора Хам-Хам. Он сказал, чтобы кофе был сладким.
— Ладно уж! Чтоб им кофе поперек горла встал и чтоб они захлебнулись им!
Пока повар клал в кастрюлю сахар, Панаит бросил туда снотворное.
— Витамины, — объяснил он, увидев, что повар сделал большие глаза. — Будто укрепляют все суставы. Мне их дал доктор Хам-Хам.
— Смотри-ка! Этим свиньям все дает, а наших готов уморить голодом! До этого барина еще не дошло, что кукушка им уже откуковала.
— Ничего, дойдет и до него, когда его кирпичом сверху по голове трахнет… Ну вот и кофе готов.
Панаит Хуштой взял половник и помешал кофе.
— Хватит, хватит! Можешь снимать! — крикнул ему повар.
Панаит попробовал кофе на язык. Ох и сладкий же! Такого кофе он в жизни не пробовал. И привкуса никакого. Довольный, он взял кастрюлю и вышел из кухни.
— Готово, камрад! Ну, что скажешь? Пахнет прекрасно! Гут кофе? — выпалил он, подняв кастрюлю к носу гитлеровца.
Тот понял, улыбнулся и утвердительно кивнул, потому что запах действительно был приятный. Немец хотел взять кастрюлю из рук Панаита.
— Да ладно уж, я сам снесу! Зачем тебе утруждаться?
Гитлеровец не заставил себя упрашивать и с гордым видом пошел впереди.
Проходя мимо Параскивоя и Рэуцу, Панаит шепнул им:
— Идите за мной, только в отдалении!..
Около котельной гитлеровец взял кастрюлю из рук Панаита.
— Я донесу! — вызвался Панаит. Он хотел увидеть своими глазами берлогу пятерых гитлеровцев.
— Запрещено.
Перед дверью в котельную стоял гитлеровец, который, увидев своего товарища, идущего с кастрюлей кофе, издал радостное восклицание и что-то сказал. Слов гитлеровца Панаит не понял.
Отойдя от котельной, Панаит притаился за одним из бараков. К нему присоединились Параскивой и Рэуцу.
Со своего места они не могли видеть часового у входа в котельную, но слышали, как он насвистывает.
— Как это тебе пришло в голову? — удивился Параскивой, когда Панаит рассказал им обо всем.
— Ну, голубчики, теперь вы у нас попляшете! — обрадовался Рэуцу.
— Боюсь, что этот тип спутает нам все карты. Вдруг ему не дадут кофе, пока он не сменится? Если он увидит, что все крепко спят, он догадается, что случилось, и поднимет тревогу.
— Да, может ерунда получиться, — расстроился Параскивой.
Но опасения их оказались напрасными. Дверь открылась, и кто-то изнутри крикнул:
— Герман!
Гитлеровец-часовой вошел, оставив дверь приоткрытой. Все трое облегченно вздохнули.
— Я думаю, его позвали, чтобы выдать причитающуюся ему порцию! — шепнул Рэуцу.
И действительно, через несколько секунд в приоткрытой двери появился гитлеровец-часовой с котелком в руках. Кто-то изнутри закрыл за ним дверь. Гитлеровец уселся на ступеньках, и тут же в ночной тишине они услышали, как он прихлебывает обжигающую жидкость.
«Давай-давай, пей на здоровье», — мысленно поощрял его Панаит.
Теперь, когда Хуштой был уверен, что план их удастся, он мог распоряжаться, как действовать дальше.
— Параскивой, ты останешься, со мной. Ты, Рэуцу, ступай и приведи еще четверых надежных людей. Я думаю, тоже из нашей палаты. Пока не говори им ничего. Проберетесь до сушилки и сидите там тихонько, пока я вас не позову.
Рэуцу бесшумно скрылся в темноте. Панаит и Параскивой остались ждать. Время тянулось мучительно медленно. От волнения они вспотели.
«Только бы сестра Корнелия не ошиблась и не дала мне мало порошка!» — беспокоился Хуштой.
Когда прихлебывающие звуки прекратились, Параскивой шепнул:
— Видно, все выпил!
— Подожди, подожди, не торопись, — на всякий случай шепнул Панаит.
Время теперь тянулось еще медленнее. Пять минут… десять… четверть часа…
— Думаешь, заснул?
— Не знаю!.. И как это я забыл спросить у сестры Корнелии, через сколько времени человека забирает сон после этих порошков.
— Пойти узнать? — вызвался Параскивой.
— Нет!.. Теперь уж не надо.
Когда, по его расчетам, истекло полчаса, Панаит решился.
— Ты оставайся здесь еще минут десять. Если я до этого времени не вернусь, значит, все идет хорошо и ты иди за мной.
Панаит стал ползком подбираться к часовому. Полз он так тихо, что даже самого себя не слышал. Приблизившись на расстояние трех метров, остановился. Прислушался. До него доносилось посапывание часового. Панаит пополз дальше и добрался до самих ступенек. Несмотря на темноту, он различил фигуру гитлеровца, который спал, прислонившись к двери. Автомат лежал на коленях. Панаит протянул руку и взял автомат. Часовой даже не шелохнулся.
«Теперь, если он проснется, трахну разок автоматом по голове, так что он и не пикнет!» — подумал Панаит. Из помещения не доносилось никакого шума. Без сомнения, и там все крепко спали.
Позади Панаита появился Параскивой. Хуштой протянул ему автомат и шепнул:
— На, держи! Если очухается, огрей его разок.
Он легонько потряс гитлеровца за плечо. Никакой реакции. Тогда поясом больничного халата Панаит связал ему руки, а рот завязал платком, который снял с шеи гитлеровца.
— Ну, все. Теперь зови наших. Только без шума.
Через несколько минут появился Параскивой, а с ним четверо выздоравливающих из палаты № 5.
— Рэуцу, оставайся здесь на страже, да смотри в оба! Остальные — за мной!
Он осторожно открыл дверь и переступил порог. Внутри четверо гитлеровцев спали в самых причудливых позах, громко храпя.
Тут же лежали четыре ящика с тротилом. От каждого ящика отходила тонкая проволочка, а все они тянулись к проводу длиной в несколько десятков метров, свернутому рулоном, поверх которого лежала электрическая четырехугольная батарея. Все ясно: получив приказ взорвать госпиталь, гитлеровцы должны были покинуть помещение котельной, таща за собой два провода. Удалившись на значительное расстояние, они должны были присоединить провода к полюсам электрической батареи. И тогда ящики с тротилом взорвутся, а госпиталь взлетит на воздух.