И такая судьба
Шрифт:
Эх, а он даже не понял, потерял он в очередной раз сознание или, наконец, погрузился в крепкий, оздоровительный, но, сука, такой оздоровительный и без варианта, сон! А когда Дмитрий проснулся, Даши уже не было. Называется, провел инструкцию, а заодно, укрепил морально жену перед поездкой. Сможет ли она поехать по опасным дорогам, где дикие звери еще не главная опасность. Там, наверняка, будет много и двуногих зверей, которые с охоткой снасильничают, ограбят, а потом еще и убьют.
А важный и сложный разговор Петром? Там столько подводных камней и угрожающих аллюзий, что она может не только
Одно хорошо, уже одних суток хватило, чтобы укрепить немного здоровье. Нет, ожоги на спине, и опухоли на суставах нее исчезли. Зато пропали общая слабость и грозная лихорадка, а термические раны больше не мучали острой боли не мучали при каждом движении и даже в инертном покое. Да и опухоли суставов больше не пугали большими красными пятнами, очень уж уродливыми на теле. Ух, они стали аккуратными напоминаниями о недавних допросах и ужасающей дыбы с горящими вениками.
Но все-таки одна ночь после прихода Даши была тревожной и даже ужасной, пока пришедший Федор Юрьевич его не успокоил и, так сказать, не настроил на конструктивные рельсы выздоровления. Впрочем, сначала тот потревожил новости о Меньшикове.
Тревожится, гад шелудивый, подскакивает в попытках допрыгнуть до тебя, князь, — четко обрисовал он деятельность «полудержавного властелина», — но теперь все, даже дураки, уже понимают — речь идет не о безопасности государя Петра Алексеевича, а о месте самого князя Алексашки, князя пирожкового. И все, пес брезгливый, он уже не имеет такой власти.
Хотя, разумеется, сказать, что Алексашка безвластен, не приходится, — признал князь-кесарь, — так что ты уж, князь, пока прячься у меня. Здесь под присмотром полков гвардии — Преображенского и Семеновского, да угрожающего смотра Преображенского приказа можешь покойно выздоравливать да наращивать мясо на костях, пока супруга твоя дражайшая не даст весточку царю Питеру.
Попаданец Дмитрий со своей женоненавистной позиции попытался довести до Ромодановского свои тревоги и опасения. Однако его собеседник только бесцеремонно прервал князя. Мол, не тревожься, милай, женка твоя умная и рассудительная. Как женщина, конечно, эмоциональная и неспокойная, но в целом тебе повезло. Увидев тебя покалеченного, она немного воспылала чувством, а потом стала рассудочной. И денег тебе оставила и пищи, и слугу высвобождать вместо палача.
А то что ты беспокоишься на счет поездки и разговора с герром Питером, так не тревожься, в поездке с твоей женой едет ее отец с доверенными слугами. Все с пистолями и саблями. А напервой я еще отправил половину плутонга (взвода) преображенцев с ружьями и шпагами. Ничто, доедут!
И по разговору с государем мы дотошно поговорили, я аж, понимая, что она умная, но все же баба, все ей подробно проговорил. Да и Питер, видя я ней, прежде всего, женщину, будет услышать глазами, представляя ее прелести, ты уж извини. А чтобы он прекрасно понимал, я с ней послал свою цидулку. Так что все предприняли и ощутили, а в остальном Господь видит! Всего ведь не воспримешь.
Так-то так. Дмитрий хоть и немного успокоился, но не до конца. Как она там, голубушка, сможет ли, милая, говорить с царем?
Вопреки его опасением, Даша все смогла. Вот и верь потом, что баба (женщина) может решать только телом. Не-ет, у нее еще и голова есть и не только красоваться, но и думать. И по дорогам она буквально пролетела. Ведь что интересно. Баба была с кучей мужиков, в том числе и отцом князем Александром Никитичем, а командовала она. И как командовала. За десять дней пролетала туда-обратно, да в лагере Петра прождали. А все железная воля!
— Ну у тебя жена! — удивлялся позднее прапорщик гвардии Синельников, старшего команды преображенцев при княгини Хилковой, — я все хотел пролезть ей в штаны, опасался, что это не Дарья, а даже такой Дарий, а ты, батенька, наш извращенец, мужеложец!
— Не, — счастливо щурился Дмитрий, — как вот дам тебе кулаком за напраслину! Дарьюшка у меня уже одного ребятенка родила и сейчас второго собирается. А что вас, бестолковых, она гнала, так ведь и не подгонишь, вы и в ближайшем трактире и запьетесь.
И они засмеялись, гвардии майор и прапорщик, сдвинув за его жену, не только прелестницу, но и хозяйку дома и семьи.
Хотя это было уже порядком позже, а пока Дарья приехала на дорожной квартире, гордо показала цидулку царя, где он самолично написал грозную весточку. Пока ее муж пытался прочитать, сдвигая пляшущие строки, она сама, ловко выдернув листочек, начала читать не только ему, но и пришедшему Ромодановскому:
'Вы там, что обалдели (в оригинале написано жестче, не цензурнее) там в Питере? Может, еще меня, ха-ха, захотите на дыбу притащить, правду матерную узнать?
Молодого князя Хилкова немедля из тюрьмы отозвать и с почетом пока домой отнести, пусть лечится в покое семейной. Все имущество немедля вернуть! Алексашка, бл… сын, приеду, тростью отлупцую, как минимум. Готовь деньги, да много, будешь отдаривать князя. И не дай бог он не согласится, сам на дыбе будешь мучаться!
Князь-кесарь, детей боярских и, особливо, потомственных дворян, на дыбу ни в коем случае не волочь. Даже, если они будут обвинены в государственной измене. Головой будешь отвечать. За Хилкова себя не виню, тут Меньшиков набезобразничал.
Княгиню Дашкову я жалую чином корабельного подмастерья. В ее делах в верфи князей Хилковых, кроме ее мужа, не встревать!
Буду в Санкт-Петербурхе через две недели. До этого ничего сурьезного не делать. по лбу дам!
Писано в верфях под Воронеже.
Петр'.
Все это Дмитрий, естественно, не видел. Но почувствовал, что почерк царев. И знаменитая подпись «Птр». Добилась все-таки женушка
Видимо, царь писал где-то второпях, на чистой стороне черновика. Вон, чья-то просьба. Купчишки, судя по всему.
И все, письмо Петра стремительно уехало из рук в руки, перейдя от княгини Дарьи к Федору Юрьевичу Ромодановс5ому. «А мне, — хотелось пожаловаться Дмитрию, — мне порадоваться? Ведь это моя челобитная о пожаловании жизни!»
Впрочем, ладно. И не челобитная это, а приговор сволочи Меньшикову. Пусть радуется, гад, ведь его царское величество о казни не пишет. По крайней мере, твердо. А что бить будет светлейшего губернатора Санкт-Петербурга, так поделом!
Глава 3