И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
– Алексей Павлов. 8-960-VVV-VV-VV.
– Позвоните Анатолию, а я со своей стороны успею рассказать ему о нашей с Вами встрече.
Следующий день я начал с того, что приделал свисающий с правого плеча аксельбант со свистульками. Ну, всё, теперь, по-моему, к моему костюму ангела-воина Господня уже ничего не прибавишь. И ничего не убавишь,-подумал я,-настолько всё гармонично сложилось в единое целое- военный мундир ангела-воина Господня из спецподразделения "Морские кроты". Даже подаренный Анкой апельсин, если его держать в согнутой в локте руке перед собой, будет, оранжевый, весело контрастировать с тёмно-синим бушлатом. Решено, я пойду на карнавальное шествие в День города с апельсином в руке. Пусть
В продолжение раскрытия идеи, что будет означать моя демонстрация самого себя, то есть парад, отмечу: воины, даже правые, на то и воины, что рано или поздно проливают или свою и/или вражескую кровь, или готовы пролить. Также и я, чувствуя свою незащищённость, предчувствую, что должно случиться пролитие крови: или моей (попытки уже были: и с ножом дважды: 1) у горла в гараже; и 2) когда я шёл по Марсову полю с вещами ночью; и когда курсанты хотели меня побить; и ещё были попытки, не вошедшие в Книгу, чтобы быть кратким) или моих врагов, желающих воспользоваться моей незащищённостью, а врагов у меня, как у бомжа, много, в том числе кажущиеся сами себе добропорядочными граждане вроде того с собакой, что произнёс-прорычал: "Ненавижу!" и приказал немедленно убираться с его лестницы в доме на Большом Казачьем, или на улице Восстания (не помню, писал ли я про случай на улице Восстания, но перелистывать назад мою рукопись или мой файл мне влом). То есть я себя действительно чувствовал, повторяю, воином на войне за своё выживание и в войне за победу Добра и Справедливости, то есть на стороне Бога против сил зла. И зло это-существующая государственная система, которая... Ну, вы сами знаете до чего нехороша.
В этот же день я звоню Анатолию Холоденко и предлагаю ему встретиться-пообщаться со мной. Сегодним же вечером. Он соглашается. На встречу я прихожу полностью при параде, то есть в полном костюме ангела-воина Господня из спецназа "Морские кроты", так что хорошо, что было не жарко. Мы встречаемся на улице и заходим в первый попавшийся дворик, чтобы присесть на скамейку. В начале я рассказываю смысл своего воплощения в ангела, затем свою историю, как я им стал. Анатолий, выслушав меня со взглядом восхищения мной произнёс:
– Замечательно! Идиот! Настоящий идиот нашего времени! Просто вылитый!
Я не знал, радоваться мне или нет сравнению меня с князем Львом Николаевичем Мышкиным. Я ведь всегда себя сравнивал с Родионом Романовичем Раскольниковым, не задумываясь о сходстве моём с идиотом Достоевского. Но то, что Анатолий Холоденко был близок к наименованию меня "Героем нашего времени", мне понравилось. Я согласился, что я герой. И герой своей Книги о нашем времени, и просто герой, что живу так , как живу и выживаю. В общем, я почувствовал себя Героем нашего времени. Анатолий Холоденко согласился, что мне надо писать Книгу о самом себе, только..:
– Только сейчас модны в книгах элементы фэнтези или фантастики. Например, вот. я поделюсь с тобой идеей. В Петербурге случилось наводнение. И как ты действуешь, когда вода разлилась в городе.
– Да, хорошая идея, - соглашаюсь я и без подготовки-раздумий, так сказать, экспромтом выдаю: - Только это не вода разлилась в Петербурге, а кровь...
– Вот это да! Как здорово! Продолжай!
– Это я первым пролил кровь... А далее... Надо подумать... кровь поднимается. В смысле: уровень крови в Неве. Потом кровь выходит из невских гранитных берегов. И статуи в Летнем саду не успевают скрыться под кровью с головой, как размягчаются, пропитываясь ею, этой чудесной, фантастической жидкостью, и обрушиваются вертикально вниз, в момент смыкая плещущуюся кровь над ушедшими под неё головами статуй... И так далее.
– Замечательно! Тебе непременно следует засесть писать!
– Но пока что это невозможно, я ведь бомжую.
– Так садись на скамейку в Александровском саду и пиши. Бумаги нет? Так я тебя снабжу. И ручку дам.
– Нет, дело не в этом. А в том, что у меня много времени уходит на поиск еды, а в остальное время я отдыхаю от этого поиска. То есть у меня нет времени сейчас на написание моей Книги. Но надеюсь, что скоро появится. А встретился я с вами сейчас, чтобы показать свой мундир ангела, пока не стало тепло, и я его не перестал надевать.
– Ладно. Будем думать о работе для тебя. А пока до свидания! Ещё увидимся.
Расставшись с Анатолием Холоденко, мужчиной лет сорока, я пошёл прогуляться на Невский, и на ходу додумывал историю с поднятием крови в Петербурге. Это не наводнение, - думал я, - так как это слово от слова вода. А как же тогда образовать слово от слова кровь? По-русски никак. Назову это действие по-немецки от слова Blut (нем.: кровь): die Blutung. Итак, блютунг. Первым пущу кровь я. Как это будет, я пока не знаю. Надо подумать. Или жизнь покажет. Одно знаю точно, - думаю я, - кровь будет пролита по справедливости и необходимости, как бы я ни хотел избежать этого. А далее пойдёт-поедет. Пролитая мной кровь стечёт-попадёт в Неву. И понесёт её вместе с течением воды. Но как так получится, что крови будет много, надо ещё подумать.
Верона
Дней за пару до Дня города я ночью не сплю. Теперь таких бессонных ночей у меня всё больше, и я просто гуляю. В костюме ангела. В эту ночь я подхожу к Вечному огню на Марсовом поле. Но уже не как прежде, в холодные времена, чтобы погреться, а так, по привычке, отдохнуть от ходьбы минут 5. Таких, гуляющих и останавливающихся у Вечного огня, бывает много не только днём, но и ночью. В эту ночь я здесь познакомился с молодым человеком Борисом из Москвы в сопровождении двух подруг, тоже москвичек.
И тут на площадку к Вечному огню приходит бездомная собака. По ней видно, что она сука-подросток, то есть уже не щенок, но ещё растёт. Я догадываюсь, зачем она пришла сюда. Не за тем, что её здесь угостят чем-нибудь, хотя и это весьма вероятно, а главное, чтобы её поласкали-погладили. Видно, как она, симпатяга, улыбается, получая порцию за порцией нежности от вновь подходящих к Вечному огню людей. И не уходит. А сидит или лежит как у себя дома в ожидании следующего человека, который не сможет устоять перед её юным очарованием и погладит её. Я тоже не смог сдержаться. И я, как опытный собачник, слегка потрепав собаку по холке и погладив по голове, сую ей указательный палец в ухо и верчу им там внутри, а затем даю его собаке понюхать. Она, как и следовало ожидать от настоящей собаки, начинает лизать этот мой палец.
– Молодец, Верона!
– даю я имя этой молодой собаке в честь города влюблённых Ромео и Джульетты.
– Верона, Веро-о-на, Вероночка, - повторяю я, продолжая её гладить (другие люди, конечно же, называют её по-другому, но мне захотелось обращаться к ней по имени, то есть по кличке, вот я и прозвал её так; почему? да потому что она была вороной, то есть чёрной, масти).
А Верона тем временем разлеглась передо мной, мне доверяя. Я начал гладить ей брюхо, и она перелегла с бока на спину, раскинув в стороны задние лапы.