И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
А межу тем уже были во всю белые ночи. И любящий выпить и погулять народ использовал этот световой бонус - дополнительное светлое время по полной программе - до утра. До позднего утра. Ибо понять, где кончается ночь, и начинается утро, было невозможно. На Адмиралтейской набережной нашёл две недопитые бутылки вина. Одна из них - французское бордо, вторая - похожее на бордо испанское вино. В каждой из бутылок красного вина было много - по полбутылки. Отхлебнув и того, и другого, и сделав вывод, что вина очень похожи друг на друга, я долил испанское в бордо. Получилась одна полная бутылка красного вина. Меланж. Я подумал, что, найдись это вино чуть раньше, то мне бы не пришлось идти в ресторан за бутылкой к шеф-повару Андрею.
Далее в одну из моих прогулок ранним утром на Невском я прошу водителей поливочных машин, едущих по проезжей части, но брызгающих на тротуары, не сбавлять напора воды, чтобы меня не забрызгать: "Давайте, брызгайте, брызгайте!" - показываю я водителю поливочной машины руками. Мне полезно освежиться, умыть лицо и помыть запылённые ботинки в струях воды. А далее
– так я решил, удаляясь от неё с Аничкова моста в сторону площади Восстания.
В другой раз ночью я нашёл "городской" батон без горбушки, а так почти целый, зачем-то насаженный на две длинные пластмассовые палочки от рекламных флажков (проткнут вдоль батона как эскимо на палочке), так что снизу можно было удобно держаться за две палочки как за ножку. А сверху, там, где не было горбушки, палочки торчали всего на 5 сантиметров. Так вот, я заложил между верхними кончиками палочек беломорину, то есть над батоном, а держался рукой под ним. И так курил, поднося батон к себе и удаляя от себя. А в левой руке в ту прогулку я носил бутылку с зелёным ликёром, поливал им сверху булку и ел её, пропитанную вкусом сладкой мяты. На Дворцовой площади люди меня спрашивали, вкусно ли? И я давал им попробовать эту мятную сладость. А потом я пришёл на Адмиралтейскую набережную, просто Набережную, к спуску к невской воде со львами у Дворцового моста, заметил там плавающую утку и стал кормить её этим "городским" батоном, политым сверху зелёным мятным ликёром. Прохожим казалось, что я кормлю утку этой зеленью, я же отщипывал кусочки булки не сверху и не с того бока, что обращён к прохожим, где на батоне была буйная ядовитая по цвету зелень, а с другого бока, невидимого прохожим, где батон был чист от ликёра.
Однажды в июне я днём поехал в костюме ангела на метро, в первый и последний раз, на "Академическую", чтобы забрать своё тряпьё из гаража на улице Софьи Ковалевской, где я жил в рабстве (не могу написать, что в добровольном). Мне было ценно не само тряпьё, а хороший чемодан, мягкий, красный, в клеточку, складывающийся, в котором тряпьё хранилось в гараже. Начальник гаража Зайцев выставил мне чемодан через порог, не пуская меня внутрь служебного помещения. А в сумке у меня были найденные накануне пассатижи. И по дороге к себе на Набережную я выхожу с чемоданом на "Площади Восстания", чтобы пройтись с ним по Невскому до Адмиралтейства. Чемодан у меня в левой руке. А правой я догадался держать пассатижами беломорину. Так я курил, поднося зажатую между губок пассатижей беломорину к губам. Кто-то из прохожих выкрикнул:
– Куда идёшь?
– На войну, - без задержки ответил я, вспомнив, как в армии носились с тревожными чемоданами офицеры во время сборов по тревоге.
Люди расступались, завидев меня такого с чемоданом и пассатижами с беломориной. Я понял, что для поддержания эпатажа по ходу моего движения до Адмиралтейства мне нужно постоянно курить таким образом, посредством пассатижей. Но "Беломор" в моей почти пустой пачке быстро закончился-при подходе к Литейному. Я уж было подумал, что не свернуть ли мне на него, чтобы купить сигарет, ведь больше я не выйду с чемоданом гулять на Невский. И только приняв решение свернуть, я нахожу перед собой прямо на тротуаре Невского проспекта пачку длинных, тонких, лёгких, дорогих, так называемых дамских, сигарет. Так что сворачивать с Невского, на котором на этом участке сигарет не продаётся, на Литейный мне не пришлось.
– Ну ты зажигаешь!
– неслось мне вслед.
Ну, не Бог ли послал мне эти сигареты, чтобы я шёл прямо, никуда не сворачивая?!
Вечером 10 июня Матвей сообщает мне, что скоро дворники в ближайшей округе пойдут проверять чердаки и подвалы в связи с предстоящим на днях саммитом (встречей в верхах) в Петербурге в целях повышения безопасности и удаления нежелательных элементов.
– Так что, думай, - заключил он.
И я подумал. Заранее, то есть за несколько дней, я не хочу спускаться в квартиру тёти Надины. И мне ведь надо и вещи свои, в том числе лежанку, куда-то деть. А куда их класть у тёти Надины? Только в кладовку, которая мала и которой часто пользуются, да под лестницу (в квартире тёти Надины кухня находится на возвышении. Поэтому 11 июня я захожу к тёте Надине и открываю ей тайну, что я давно, вот уже 3 месяца, как живу в её доме на лестничной площадке выше последнего этажа. Тётя Надина не удивилась и отнеслась к моей новости спокойно. Для чего я ей открылся? Для того, чтобы через несколько дней, когда придёт дворник, у него на глазах взять все свои вещи и перебраться с вещами в квартиру на первом этаже - к тёте Надине, то есть как можно позже, чтобы уменьшить по времени нахождение моих вещей в квартире на Набережной.
А пока наступает 12 июня 2006 года. Вообще-то это день провозглашения Россией собственного суверенитета, который является выходным-праздничным. В этот день я кормился как обычно на Сенной и на Садовой (на Садовой там, где торгуют шавермой). Я был одет в пиджак, подаренный мне Ниной из церковной лавки на Московском вокзале. Но я же "Морской крот". А атрибутом крота, по-моему, являются тёмные очки. Поэтому на мне их много-трое, ведь, как говорится, Бог любит троицу: двое на нагрудном кармане пиджака, третьи - посреди груди вставлены дужкой в рубашку. И вот я возвращаюсь на Сенную, идя по Садовой от места торговли шавермой. Гляжу: на переполненной урне сверху аккуратно лежат ещё одни очки с раздвинутыми дужками. Везёт мне на находку тёмных очков! Я быстро понимаю, почему были выброшены эти, вернее, аккуратно водружены на кучу мусора: у них разболталось, то есть стало подвижным, одно стекло вследствие выпадения одного винтика. Но мне-то не нужно носить очки на носу - мне они нужны до кучи. Или не нужны, ведь у меня уже есть трое очков? Но пока я перевесил другие очки на нагрудный карман пиджака, и их там стало трое, а новую находку повесил на грудь за рубашку. Покружив по площади и наевшись, я двинул в сторону Набережной. Сейчас бы попить, - подумал я. И не успел я далеко отойти от Сенной, а именно, когда я только подходил к каналу Грибоедова, мне звонит Роман Герасимов и приглашает меня попить пива. Вот заботливый! И джинсы мне подарил, и к своей тёте на обед свозил, и на мой мобильный деньги положил, и ксерокопии моего иска в гражданский суд сделал - всё это он, Роман Михайлович Герасимов. А зовёт он меня пить пиво на Васильевский остров. Мы встречаемся с ним на углу пятой линии и Малого проспекта. Пиво Роман покупает на вынос в каком-то кабачке на вынос дорогое, которое я не пробовал, но оказавшееся хорошим. На мой вкус. Пить мы решили на улице на скамейке. Посидели-попили. Надоело сидеть, встали.
Мы с Романом, выпивающие, оба прилично одеты. А говорим мы с ним вот о чём. О самодержавии во главе со мной и о престолонаследии, ну и о будущей царице-императрице. Об этом я думал всё последе время. И мне необходимо было кому-либо умному выговориться. Роман Герасимов не спорил со мной и в основном соглашался с тем, что я говорю. Я сказал, что не знаю, про что будет мой первый указ как самодержца, но знаю, о чём будет мой первый закон - о престолонаследии. Согласно ему, мне, когда я умру, будет наследовать моя супруга-царица. При моей жизни она будет называться царицей. И только после моей смерти она станет императрицей, то есть повелительницей. Почему она, а не наши с ней дети? А потому, что какими бы подросшими или взрослыми ни были наши с ней дети, они всё равно ещё будут молоды и будут иметь меньше опыта в государственном управлении, чем моя спутница жизни, царица, которая будет всегда присутствовать при моём указо- и законотворчестве, при выработке моей государственной политики. Таким образом она проникнется моим духом, духом моего правления, как никто другой, будет лучшим продолжателем начатых мной дел.. А дети, уже подростки или взрослые, будут и при ней, уже ставшей императрицей, учиться управлять и проникаться духом, уже моим и её.
И в это время, когда мы с Романом говорим о таких абстрактных понятиях как самодержавие, престолонаследие, дух правления и о моей будущей царице-императрице, к нам, пьющим пиво, подходит пара конкретных девиц и предлагает нам с ними познакомиться. Ы!!! Видно, наш приличный вид и дорогое пиво в руках рекомендовали нас с хорошей стороны. Нам с Романом, обсуждавшим высокие материи, в этот момент стало смешно, и мы засмеялись. Знали бы девицы, от какого разговора они нас отвлекли! Я не знал семейного положения Романа, вроде бы какое-то кольцо было у него на руке. Скорее всего женат. Так что ему не нужно было это уличное знакомство. Мне тоже, и не только потому, что в моём случае, в тот вечер это было бесперспективно, но и потому, что я уже не мог мысленно изменить своей будущей царице-императрице, а подошедшие девицы хоть и были очень красивы, но на её роль претендовать не могли: разве может будущий Самодержец Всероссийский познакомиться с будущей царицей-императрицей при таких обстоятельствах как эти, когда я не могу точно определить, что во мне больше всего понравилось этим девицам: не дорогой ли сорт пива в наших с Романом руках? Да и первое, то есть то, что я безденежный бомж, нормальной девушке, если я ей признаюсь в этом, точно не понравится, до такой степени не понравится, что она, как только узнает об этом, сразу разорвёт со мной отношения. Мне было горько осознавать, что, вот: я и с девушкой нормальной познакомиться не могу, оттого и смех мой был ядовитый. Роман Герасимов тоже мгновенно оценил комичность ситуации, а потому засмеялся не позднее меня. То есть мы очень дружно засмеялись, что было девушкам, судя по их лицам, совсем непонятно. Всхохотнув (от глагола хохотать), мы с Романом ответили девицам вежливым отказом. Уж не знаю, за кого приняли нас эти красавицы. Может, за голубых? Ведь они же были очень хороши, эти девицы! А мы им взяли и отказали! Мы расстались с Романом, когда было ещё совсем светло, а иначе и быть не могло - время белых ночей. Я пошёл к себе на Набережную по пятой линии. Перешёл Большой проспект. Иду к набережной Лейтенанта Шмидта. В какой-то момент я заметил, что мне навстречу идёт мужик, идёт и улыбается мне широкой улыбкой. Я на всякий случай повернул голову налево-направо и назад. Ошибки быть не может - он улыбается мне. Может, он меня с кем-то перепутал? Думает, что я его знакомый? А тем временем мы всё сближаемся на встречных курсах. За несколько шагов до нашей с ним встречи мужик протягивает вперёд правую руку. На уровне груди, то есть горизонтально. Мне это кажется странным, типа: непонятно, чего он хочет? Но идиотская улыбка на его лице меня сбивала с толку. Чуть было не упёршись в меня правой рукой, при нашей встрече незнакомец взял вдруг да снял с моей груди висевшие на ней давеча найденные тёмные очки и нацепил их себе на нос. То есть я иду, думаю о том, что эти мои очки лишние для меня, ангела, потому что с ними будет явный перебор, и в это время находится человек, которому они оказались на столько нужнее, что он идёт на гоп-стоп. Да, это ограбление! С меня сняли тёмные очки, произнося с улыбкой:
– Ой, как много очков! Мне эти так нужны! Ну, как они смотрятся на мне? Ты ведь мне их подаришь?
– Нет, отдайте мне их!
– отвечаю я, думая, что странный какой-то грабитель, который зарится на ломаные очки. Хотя чего тут странного? Он берёт то, что легко взять. Без спросу легко взять. С помощью обманчивой улыбки. А ведь у меня на шнурке на шее свисает на грудь моя "Нокиа", но для её отбора мужику потребовалось бы применить ко мне физическую силу-не сам же я добровольно склоню голову, чтобы он снял шнурок с висящим на нём моим мобильником.