И тысячу лет спустя. Книга 1
Шрифт:
– Тебе не сносить головы, если правда вскроется! Что ты упрятал ее! – причитала Алинка, все еще следуя за Олегом и Мирославой.
– Он не тронет меня, – сжав челюсти, бросил Олег и вошел в землянку, пропуская пленницу вперед. – Не посмеет! Иначе нашему перемирию придет конец!
Он хлопнул дверцей прямо перед носом своей соседки, оставив ее вместе с псом снаружи, который по-прежнему то скулил, то скалился, но уже никого не трогал. Как только Олег освободил Мирославу из своей сильной медвежьей хватки, она зажалась в углу и заплакала еще сильнее. У нее случился срыв.
– Пожалуйста, умоляю…
Ее бледное веснушчатое лицо покрылось красными пятнами. Мокрый нос и глаза опухли. Она кричала срывая голос. Она умоляла. Мирослава забилась в угол избы, опустилась на пол и прижала к себе колени, будто это спасло бы ее от насилия. Все последние годы жизни с мужем пробежали перед ее глазами. Она думала, что уже и не так несчастна, как ей тогда казалось. Как она вообще могла быть недовольна своей жизнью?! Как она могла быть недовольна мужем, таким родным и заботливым Александром?!
– Саша! – она закричала так громко, что Бруни перестал скулить снаружи. – Саша!!!
Ее голос был больше похож на рык или на вой, и даже если бы Саша был рядом, он бы не узнал своего имени – таким отчаянным и горьким был этот крик. Однако Олег был напуган не меньше. Вытянув руки вперед, он сделал шаг навстречу незнакомке, чтобы показать, что он не опасен.
– Если будешь продолжать так верещать, то тебя тут же сыщут. Тебя и в крепости, наверное, слыхать!
Он сделал еще два шага вперед.
– Ах! – Мирослава громко воскликнула и, теряя сознание, завалилась на бок.
Олег тут же поднял ее на ноги, потряс и слегка ударил по щекам. Веки Мирославы едва дрогнули, но так и не открылись. Она была в сознании, но слишком истощена. В ушах свистело.
Олег уложил девушку на скамью и укутал. Снаружи снова донесся вой не то собаки, не то волка. Олег вовремя опомнился и запустил зверя внутрь, чтобы тот не привлекал лишнего внимания. Бруни вскочил на лавку к хозяйке и принялся лизать ее лицо. Мужчина сел на лавку напротив и тяжело вздохнул. Он смотрел на девушку и удивлялся ее красоте.
– И как такое можно отдать огню? Все боги восстанут и прогневаются… вся земля тогда станет для нас общим пожаром…
Он сидел так с полчаса, смотрел на незнакомку и думал о том, откуда ей было взяться в воде. Если незнакомка впрямь была рабыней и сбежала из крепости, неужели она решила утопиться? Упала ли случайно? В избу вбежала Алинка, которая говорила до этого с Олегом. Она сообщила, что из крепости приехали всадники.
– Говорят, ты сказал Ефанде, что видел девчонку, вот и пришли по твою душу! Не гневи богов! Отдай ее! Иначе они всех нас перережут!
– Тише ты, Алинка! – рявкнул Олег. – Я же сказал, он не тронет меня. А значит, не тронет и моих людей. Я слишком высокую цену заплатил за нашу свободу.
– Да этот варяг только и ждет повода, чтобы перерезать нас всех!
– Ефанда сказала, он в Новгороде, – противился Олег. – Поехал на переговоры. Это значит, варяги сейчас слабы. Они не возьмут оружие. Не сей смуту попусту.
Его лицо помрачнело. Брови сдвинулись. Он приказал Алинке следить за гостьей, а сам вышел из избы, чтобы встретить всадников, прибывших из крепости за рабыней.
Мирослава
Мирослава нащупала Бруни, он послушно лежал в ее ногах, согревая их в мартовский холод. Она с трудом слезла с лавки, взяла тулуп, что получила в обмен от девушки, и выскользнула из избы, держа Бруни за ошейник. Во дворе стояла гробовая тишина. В окнах некоторых жилищ был свет: видимо, жгли лучины. Во дворе никого. Хороший шанс, чтобы сбежать. Пришлось дать глазам привыкнуть к кромешной тьме, чтобы хоть что-то разглядеть. Как портится человеческое зрение, привыкшее к электричеству! Она схватила один из факелов, воткнутых в хрустящий снег у деревянного идола.
– Ну и техника безопасности…
Мирослава уже подходила к воротам, ведущим из деревушки, как вдруг Бруни чего-то испугался и громко завыл. В соседней избе послышались шаги.
– Бруни! – заругалась Мирослава, пытаясь открыть засов дрожащими руками.
Щелчок. Свобода.
– Бежим, малыш!
До реки оставалось метров сто.
– Как и любые другие племена, славяне всегда строили общины рядом с источником воды. Вероятно, это была одна из тех необычных современных общин, что сохранила обычаи и язычество… Странно, что мы с Сашей упустили этот момент. Не славяне, а сектанты, ей-богу! – объясняла она Бруни на ходу, будто пес мог понять хоть словечко.
Мирослава стояла на берегу Волхова. Она с опаской смотрела на реку, освещая ее факелом. Лед еще даже не начал таять, а берега можно было отличить только по пологим склонам – так сильно они были припорошены снегом.
– Как можно было провалиться под лед?.. Ладно, тут метров двести перебежать… Ты справишься.
И она справилась. Лед был твердый, плотный и абсолютно безопасный. Бруни верно бежал за хозяйкой, но посреди реки вдруг остановился, завыл и заскреб лапами по льду. Мирослава пригляделась, опустила факел и увидела ту самую прорубь, из которой ее достали. В глазах снова потемнело.
– Ко мне!
Пес продолжил скулить и скрести лед когтями так, будто там кто-то прятался.
– Бруни! Ко мне!
Мирослава перешла на тот берег и обернулась. Бруни до сих пор стоял у проруби и пристально, почти по-человечески, смотрел на хозяйку. Наконец, он сдался, медленно и, опустив голову, нехотя пошел вперед.
Тогда ей вдруг подумалось: как она могла упасть под лед, если сейчас он даже и не думал трещать под ее ногами? Она ясно помнила, как бежала за Бруни по этой самой реке, на этот самом месте, а поймав его, села рядом, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику. Тогда-то лед вдруг и затрещал, завыл, и вода проглотила ее, как маленькую рыбешку, даже не дав возможности опомниться. Разве толстый лед ломается от веса тела так быстро? Разве не должны трещины поползти паутиной, как это бывает в фильмах, а главная героиня бежать и бежать, чтобы спасти свою жизнь?