И восходит луна
Шрифт:
– Почему ты думаешь, что я тебя обижу?
– Я не думаю так, - сказала Грайс, прожевав последний кусочек и отправив тарелку в посудомойку.
– Спасибо большое за омлет. Он очень вкусный.
– Нет, ты именно так и думаешь.
Дайлан достал из кармана халата сигареты и зажигалку. Он неторопливо закурил и выпустил дым, отпил кофе. Грайс сказала:
– Хорошо. Меня все здесь пугает. Я еще не освоилась.
– Просто запомни, Грайси, никто тебя не обидит. Ты родишь мне племянника, с чего бы мне пытаться тебе навредить? Наоборот, я хочу,
Грайс достала из кармана сигареты, закурила тоже. Она бы постеснялась еще пару минут назад, но Дайлан обладал особенным обаянием, и в его присутствии Грайс почувствовала себя раскованнее.
Дайлан вдруг лег на стол, отпил из кофе еще чашки и уставился в потолок.
– Как думаешь, к примеру, какой я?
– Обаятельный, приятный в общении, политически подкованный.
Больше Грайс ничего не знала, поэтому добавила:
– Высокий, худой брюнет. Глаза карие.
Его щупальце метнулось к подставке для ножей, обхватило тесак и спустя секунду он оказался у Грайс в руке, и ее руку сжимал Дайлан. Он сказал:
– Нет, ты не понимаешь.
Кровь отхлынула у Грайс от лица, и против воли она вцепилась в тесак. Дайлан резко повел ее руку вниз, с силой, которая была много больше человеческой. Грайс услышала хруст, это разбивались кости его грудной клетки. Тесак вошел глубоко, и кровь поднялась, как начинка из торта, если его разрезать. Но Дайлан вел ее руку дальше, резать становилось все легче и все более мерзко, внутренних органов в брюшной полости было, по ощущениям, множество, и она будто чувствовала их все, взрезая плоть Дайлана. Он вел ее руку неровно, так что его живот превратился в месиво, халат был забрызган кровью.
Дайлан улыбнулся, его зубы окрасила кровь.
– Это всего лишь смертная оболочка, - сказал он. Кровь толчками выходила из него, когда он смеялся, и Грайс видела поблескивающие от слизи внутренние органы. Она не могла отвести руку, нож все еще был в теле Дайлана, и нужно было бы его вытащить, но Грайс не могла, пальцы дрожали. Она отскочила, метнулась к раковине, чтобы замыть кровь.
– Вот, - улыбнулся Дайлан. Лицо его выражало смесь боли и веселья. Он вытащил тесак и облизал его. Прямо у Грайс на глазах края раны схватывались, срастались.
– Это то, - сказал Дайлан.
– Что тебе стоит про нас понять. Все остальное - очень даже просто. Ты справишься.
– Я сейчас уберу, - прошептала Грайс одними губами.
– О, этим займется прислуга. Советую тебе больше расслабляться и наслаждаться жизнью.
– Сказал человек, который заставил меня вскрыть его, как рыбину.
Грайс казалось, что она все еще чувствует тепло и влагу его крови на руках, она беспрестанно сцепляла и расцепляла пальцы, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения. Дайлан снова засмеялся, смех у него был самый очаровательный.
– Зато теперь тебя мало чем удивишь.
Доля правды в его высказывании была. Грайс с трудом представляла что-то более удивительное. Дайлан встал со стола, отпил еще немного
Дайлан посмотрел на свой халат, а потом вдруг скинул его с себя.
– Вот. Еще одна вещь испорчена. Стоит освоить больше коммуникативных навыков, чем способов истязать себя.
Грайс открыла рот, и больше его не закрывала. Дайлан стоял перед ней абсолютно обнаженным, она видела его тело, измазанное кровью, но абсолютно здоровое. Дайлан снова улыбнулся ей, самым открытым и ласковым образом.
– Что я мог бы сделать, чтобы твое пребывание здесь стало комфортнее?
– Одеться. Заранее спасибо. Это сделало бы многие вещи проще.
Дайлан хотел было что-то сказать, но в этот момент Грайс услышала то самое шипение и щелканье, что вчера воспроизводил Кайстофер. Она резко обернулась, готовая увидеть Кайстофера, но на пороге кухни стояла Аймили. Выражение лица у нее было скучающее и сонное. Дайлан ответил ей теми же странными звуками. Они говорили на своем языке, думала Грайс, но даже физиологически это не было похоже на речь, они едва-едва открывали рты, не произнося ничего членораздельного.
На Аймили было то же, что и вчера, она широко зевала и от нее пахло алкоголем. Видимо, она только что вернулась домой. Аймили открыла холодильник, налила в стакан апельсиновый сок, продолжая издавать шипение и щелчки, и Дайлан периодически отвечал ей. Интересно, думала Грайс, о чем они разговаривали. Прислушиваться, впрочем, было невежливо. Как, к слову сказать, и общаться на языке, который третий человек в помещении не знает.
Грайс взяла со столика пульт и включила телевизор, который всевидящим оком возвышался ближе к потолку, обозревая всю кухню.
Грайс наугад нажала кнопку переключения каналов, и попала на CNN. Там серьезная блондинка в бежевом костюме, вещала о том, что Кайстофер заявил о своем намерении баллотироваться в президенты Эмерики. На фотографии в углу экрана Грайс увидела Кайстофера, сжимающего в руке бокал с шампанским, он улыбался, вся поза его выражала уверенность, взгляд был устремлен далеко вперед, что придавало ему скульптурный, отстраненно-эстетичный вид. Рядом с ним сидела сама Грайс, бледная, растрепанная, она теребила в руках салфетку, губы были сжаты в тонкую нитку, а лямка на платье сползла на плечо. Позорище. Видимо, на ужине все же присутствовали журналисты.
Грайс похоронила свой образ светской львицы еще не успев его для себя придумать. Оставалось с этим смириться. Ведущая продолжала вещать о планах Кайстофера, но Грайс не слушала, только смотрела на свою неудачную фотографию с ужасом и стыдом. Такой ее видели сейчас миллионы людей.
Наконец, картинка сменилась. Теперь показывали молодого человека, беседующего с Ландси Кэролл, фаворитом среди демократов и сенатором Калифорнии. Ландси Кэролл, красивая темнокожая женщина за пятьдесят в неброском брючном костюме, терпеливо слушала репортера, иногда брала со стола чашечку кофе и делала небольшие, вежливые глотки.