И восходит луна
Шрифт:
Маделин, Грайс видела, была бледнее обычного, почти мертвенной.
А потом Грайс увидела, случайно глянув в зеркало заднего вида, как Кайстофер и Дайлан целуются. На них обоих уже не было ран, они были мокрые от грязной воды, и все же одежда их все еще была розово-красной от пролитой друг из друга крови. А теперь они целовались так голодно и страстно. Кайстофер шептал:
– Мы будем трахаться на Таймс-сквер, братик, будем трахаться.
Дайлан смеялся, а потом снова целовал его.
– Они же братья!
Кайстофер
– И что?
– спросила Маделин. У нее дрожал голос, но она старалась этого не показать.
– Я удивлюсь, если они все не перетрахались. Какая им разница?
Ее муж только что уничтожил четыре жилых дома, едва двинув рукой, а теперь целовался с собственным братом-близнецом.
Как Грайс стоило поступить, что ей стоило думать, что чувствовать?
Тупая боль в висках и тошнота оказались самой высокой ступенью осознания ситуации, которая была доступна Грайс. Дальше она просто заснула, даже не успев отследить, как закрыла глаза.
Глава 5
Грайс сидела перед ноутбуком, бесконечно просматривая один и тот же ролик на ютубе. Она давно сбилась со счета и не знала, сколько времени прошло. Все было в тревожном тумане, за которым даже собственные мысли просматривались с трудом.
Грайс выпила четыре таблетки флуоксетина. Одна - двадцать миллиграмм, передозировка - пятьсот восемьдесят миллиграмм. Нужно было очень постараться, чтобы ее достичь. Грайс привыкла таблетками глушить то, что, как ветер, ревет внутри. Сейчас внутри был ураган.
Из-за флукосетина Грайс не могла спать. Он смотрела и смотрела видео, снятое на телефон кем-то из жителей нижних этажей одного из домов. В комментариях люди смеялись над человеком, снимавшим это вместо того, чтобы бежать. Они никогда не видели стихии. Куда было бежать?
Тот человек выжил, наверное, потому что жил на первом этаже. Выжили и другие люди. Все видео, валом повалившие на ютуб, были сняты снизу, оттого даже если бы Кайстофер, Дайлан, Маделин и Грайс были бы достаточно близко, камера не ухватила бы их. Но они были далеко.
Глаз толпы не заметил их, обошел. Но все знали, что это дело богов.
Даже ураган "Кэтрина" в Нэй-Арлине долгое время приписывали кому-то из Дома Тьмы, а ведь в нем не было ничего необычного. А уж огромный кнут из грязной воды, разбивающий бетонные коробки многоэтажных домов, ничем другим объяснить было нельзя.
Грайс потянулась к блистеру, вынула еще одну таблетку и сунула ее под язык. Горечь поднималась к небу, но Грайс не глотала таблетку. Она смотрела, как вода приближается к дому. Что было дальше, Грайс знала. Волна разносит окна, взрезает камень. Грайс видела это столько раз - один раз вживую, и еще сотни, сотни раз - в своих мыслях.
Грайс бесконечно пересматривала одно и то же видео, чтобы посмотреть, как это было - изнутри. Что это такое знать, что сейчас тебя и все, что ты знаешь, слизнет огромная волна.
Когда они приехали, Дайлан снова закрыл Кайстофера, ставшего необычайно покладистым. А потом он умолял Аймили взять вину на себя. Аймили сидела на кухне, она пила колу из жестяной банки, ее ноги в ядерно-желтых кроссовках покоились на столе. Грайс и Маделин так и не решились зайти на кухню, они стояли чуть поодаль. Дайлан чуть ли не на коленях умолял Аймили объявить, что в катастрофе виновна она.
Он говорил:
– Ты ведь понимаешь, что это для него значит! Он с ума сойдет, когда придет в себя!
– Он - сумасшедший, уже, - сказала Аймили. Она подкурила сигарету, не спеша выпустила дым. Вид у нее был такой, что она без труда могла бы пройти кастинг на арт-хаусный ремейк "Крестного Отца". Возможно, даже на роль Вито Карлеоне. Аймили смотрела на Дайлана с холодным, властным презрением, и Грайс впервые подумала, что они с Олайви действительно сестры.
– Ему нужен сейчас идеальный имидж, он не может все потерять.
Из-за Грайс, из-за Грайс, из-за Грайс - эти слова звучали в ее голове набатом, хотя Дайлан и не сказал их.
– Или может? Или уже потерял? Давай проголосуем, Дайлан?
И Дайлан, который еще час назад доказывал свою власть над братом в самой жестокой драке, которую Грайс видела, вдруг встал на колени рядом с Аймили.
– Я тебя умоляю, милая, помоги ему.
– А он не хочет сам отвечать за свои действия?
– Не может.
Аймили опустила руку Дайлану на макушку, принялась рассеянно гладить, как собаку. Она скидывала пепел прямо на стол.
– Слушай, ты правда считаешь, что я хочу быть "той чокнутой сукой из Дома Хаоса"? Ты считаешь, я хочу, чтобы меня ненавидели? Боялись? Я по-твоему всегда мечтала быть чудовищной богиней, хохочущей над человеческой агонией?
– Помнишь, милая, как ты сожгла квартал?
Аймили замолчала, выражение ее лица оставалось спокойным, только в глазах заплескалась обида.
– Тут была одна существенная разница.
– В стихиях?
– засмеялся Дайлан. Но Аймили, обычно веселая, оставалась очень спокойной.
– В том, что это правда сделала я. И в том, что я об этом жалею. В том, что никто из вас на моем месте не жалел бы, а я - жалею. Так что отвали.
Аймили оттолкнулась ногами от стола, но вместо стильного движения, у нее получилось очаровательное падение. Аймили поднялась, потерла голову и повторила:
– Отвали.
Дайлан пошел за ней, а Грайс и Маделин остались на пороге кухни.
– Это я виновата.
– Точно, - сказала Маделин.
– И я. И Дайлан. Но больше всех, наверное, все же Кайстофер. Я пойду и что-нибудь выпью.