И восходит луна
Шрифт:
Грайс так привыкла к этому приятному звуку, но теперь он нервировал, а в темноте Грайс, как ни старалась, не могла идти тихо. Впрочем, ей и не нужно было красться. Это прежде темнота была полна чудовищами.
Теперь чудовища жили в пентхаусах и особняках, так близко к людям, как только можно, чудовища были медиамагнатами, политиками, звездами, загадочными затворниками, аристократами, да кем угодно, только не ночными охотниками.
Раньше их было больше, а теперь, возможно, Грайс шла по их занесенными землей телам, в самой почве, как сосуды, быть может бились от крови щупальца хозяев былых времен.
Что от них оставалось
Просека превратилась в тропинку и увела Грайс под сень деревьев. Луну разрезали на кусочки острые ветки. Где-то рядом Грайс слышала нежный шум воды, означающий, что близко есть ленточка ручейка. Веселое журчанье, раздававшееся на краю слышимости, не успокаивало Грайс, наоборот - пугало сильнее.
– Возьми себя в руки, - сказала себе Грайс. И не добавила: ты бессмертна. Хотя это и было главным аргументом. Если что и могло убить ее, так это ребенок под сердцем, однако организм, несмотря на весь ужас паралича и потери крови, не спешил от него избавляться.
В стволах деревьев, как Грайс казалось, настойчиво кто-то копошился. У Грайс создавалось абсурдное впечатление, что здесь тучи насекомых, не спящих в полагающееся им время.
Интересно, Бримстоун уже нашли ее и хотят произвести впечатление или же они ищут ее по всему лесу. Глупые планы определенно придумывали не только Грайс с Ноаром.
Грайс поежилась. В джинсах Аймили и толстовке Лаиса все равно было холодно, кроме того ужасно неудобно - Грайс бы такого никогда не надела. Зато кроссовки, так же принадлежавшие Аймили, пришлись ей впору и очень нравились - подошва была пружинистая, идти было легко, даже когда тропинка ушла из-под ног.
Теперь Грайс шла по краю оврага, между тонких осин, взмывавших к небу, к серебряной луне. Звезд за городом было много, они наблюдали за ней с небес, и Грайс вспомнила глаза на шее Мэргана - красные и желтые звезды с вертикальными зрачками. Одна из звезд дернулась и искоркой слетела вниз. Конечно, ведь наступил август - начались персеиды. Так называемый звездный дождь - всего лишь следствие прохождения земли сквозь шлейф космического мусора. Даже самые прекрасные вещи на земле имеют свою грязную, глупую сторону. Именно эти стороны Грайс и любила больше всего. Ей нравилось думать о том, что падающая звезда это лишь пыль и мусор, но сгорая в земной атмосфере - как же она красива.
Мысли о звездопаде на пару минут помогли ей отвлечься. Ощущение одиночества, как жар, накатило снова. Грайс крикнула:
– Эй! Ребята! Вы же сами позвали меня! Я вам больше не нужна?
Никто не откликнулся, лес был пустым и тихим, даже шевеление в стволах деревьев, притихло.
– Хорошо, - послушно сказала Грайс.
– Я поброжу тут еще полчаса. Довольно жутко, не находишь, Джанна?
Грайс вдруг подумала: вот было бы здорово - ошибиться, чтобы не было здесь никакой Джанны, чтобы она перепутала лес или еще что-нибудь в этом роде с ней приключилось. Ей вспомнилось спокойствие парковки перед тем, как она почувствовала удавку на своей шее. Грайс ощупала шею, перенесшую с тех пор даже петлю, улыбнулась. Однако хруст ветки, раздавшийся внезапно, напугал ее до дрожи. Только спустя секунду Грайс поняла, что ветка хрустнула под ее собственной ногой.
Если подумать, здесь было красиво. Можно было принять эту ночную прогулку, как эстетическое удовольствие с легкой долей адреналинового опьянения. В конце концов, ничего страшного не происходило. Самым жутким за полчаса было то, что Грайс вступила в ручей, и кроссовок теперь был мокрым.
Грайс засмеялась от абсурдности ситуации. Она с маячком в лифчике бродила по ночному лесу в мокром кроссовке, в ожидании встречи с членами тайной самоубийственной организации.
Именно в этот момент веселая часть прогулки закончилась. Ее смех подхватили. Звонкие голоса неслись, казалось, со всех сторон.
Грайс метнулась вперед, из-за дерева выглянула девушка. На ней было белое платье и белая маска, с алым, блестящим в нервном лунном свете знаком сульфура. В руках у нее был красивый, явно ритуальный кинжал. Она направила его на Грайс, глаза ее блеснули. Боковым зрением Грайс видела других девушек - так же одетых в белое, с лицами закрытыми масками и кинжалами в руках. Ни единого мужчины. Девушки окружали ее, но ей, Грайс знала, нужно бежать. Их было много, они были как тени. Они ожидали, что Грайс побежит назад, но она побежала вперед. Девушка схватила ее за руку, ногти впились в кожу, но Грайс вырвалась.
Каким-то подсознательным знанием поселилась в голове мысль о том, что Грайс играет правильно, играет по правилам, которые выдумали они. Ночная охота, инициация. Грайс устремилась вперед. Девушки в белом, и как она не замечала их, не бежали за ней. Они, сыграв свои роли, стояли неподвижно, как призраки. Их сменяли другие, новые. Сколько же их здесь. В какой-то момент Грайс казалось, что они - за каждым деревом.
Сколько же их здесь, жутких призраков. Грайс знала, что они не убьют ее, даже если захотят, и все же ее брала жуть - детская жуть от девичьих игр.
Иногда девушки ловили ее, но она вырывалась. В голове крутился детский стишок про то, что боль от палок и камней, злого прозвища больней.
Стишок оказался пророческим. Первый удар палкой пришелся ей по ребрам. Грайс его не ожидала. Девушки сохраняли молчание, но Грайс знала, что удар означает - быстрее.
И она побежала быстрее. Инициация, это символическая смерть. Она станет девушкой в белом, если умрет. Грайс знала это, знала ответ - он крутился на языке.
Они гнали ее куда-то, как животное. Первобытные злые девочки, так непохожие на девочек в Юэте - девочек в красивых платьях, пахнущих блеском для губ и ванильными, пудровыми духами, насмешливых и ласковых. Дикие девочки с железками и палками.
Грайс дала им самим выбирать направление, тычки и удары сыпались на нее со всех сторон, подгоняя и направляя. Часть Грайс, мало осознававшая, что происходит, переполненная адреналином, почувствовала страх за ребенка внутри. Другая же часть, холодная и рациональная, получившая только что палкой под дых, вспомнила, что упала с сорок третьего этажа и осталась цела.
Девушки не использовали кинжалы, но Грайс знала - стоит ей отступить от намеченной ими тропы, и они воспользуются своим оружием. Этого допустить было нельзя - не из страха перед болью. Зарастающие раны могли создать о Грайс неверное впечатление.