И вот пробуждается море
Шрифт:
Джеймс Боллард
И ВОТ ПРОБУЖДАЕТСЯ МОРЕ
Перевод с англ. А. Кондракова
Ночью Мейсон снова услышал шум приближающегося моря приглушенный рокот бурунов на соседних улицах. Пробужденный ото сна, он выбежал на улицу, где в лунном свете белые дома казались могилами, стоящими посреди осаждаемых водой бетонных дворов. В двухстах ярдах от него вздымались и бурлили волны, заливая мостовую и тротуары. Пена проникала сквозь прутья оград, и разлетающиеся брызги придавали воздуху терпкий, напоминающий вино привкус морской воды.
Вдали от берега огромные гребни перекатывались через крыши затопленных домов, разбивались об одинокие трубы. Когда холодная пена обожгла ему ступни ног, Мейсон отпрянул назад и бросил быстрый
Он полчаса смотрел на волны, игравшие среди коньков крыш.
Люминесцирующий прибой отбрасывал бледный свет на несущиеся над головой облака, покрывая и его руки матовым блеском.
Наконец море повернуло вспять, и глубокая чаша светящихся вод стала мелеть. Мейсон бросился вперед по оседающей пене, но море ускользнуло от него, исчезая за углами домов, просачиваясь из-под ворот гаражей. Он добежал до конца улицы, когда последний отблеск заиграл в небе вдали за шпилем церкви. Изнуренный, Мейсон вернулся домой, и плеск угасающих волн все еще преследовал его, когда он улегся в постель.
– Сегодня ночью я опять видел море, - сказал он жене за завтраком.
Мириам спокойно ответила:
– Ричард, ближайшее море в тысячах миль отсюда.
– Она взглянула на мужа, и ее бледные пальцы стали рассеянно закручивать локон черных волос на шее.
– Пойди прогуляйся - там нет моря.
– Дорогая, но я видел его.
– Ричард!
Мейсон встал и медленно поднял руки ладонями вверх:
– Мириам, я чувствовал брызги на руках. Волны разбивались у моих ног. Я не спал.
Мириам прислонилась к двери, как бы не желая выпускать мужа в чуждый, незнакомый мир. Иссиня-черными волосами, обрамлявшими овальное лицо, ярко-красным халатом, оставлявшим открытым изящную шею и белую грудь, она напоминала Мейсону прерафаэлитскую героиню в свите короля Артура.
– Ричард, ты должен показаться доктору Клифтону. Это начинает беспокоить меня.
Мейсон улыбнулся; его глаза блуждали по крышам домов, виднеющихся вдалеке среди деревьев:
– Я не могу ошибиться. То, что происходит, ясно, как день. Ночью я слышал звуки моря. Я выхожу и гляжу ла волны, плещущиеся под луной, а затем возвращаюсь домой.
– Он замолчал, и смертельная усталость отобразилась на его лице. Высокого роста и хрупкого сложения, Мейсон еще не оправился от болезни, приковывавшей его к постели последние полгода. Все-таки удивительно, - размышлял он вслух, - вода как-то странно светится. Я бы сказал, что ее соленость значительно выше нормы.
– Но Ричард...
– Мириам беспомощно оглянулась; его спокойствие изводило ее.
– Моря здесь нет. Это только твое воображение. Никто больше не видел его.
Мейсон кивнул, запустив руки в карманы:
– Может быть, его никто и не слышал.
Выйдя из столовой, он прошел в кабинет. Кушетка, на которой он спал во время болезни, стояла в углу, рядом с книжным шкафом. Мейсон сел, снял с полки окаменелого моллюска. Зимой, когда он был прикован к постели, гладкая трубчатая раковина своими бесчисленными ассоциациями с древними морями и затопленными берегами доставляла ему бесконечное удовольствие, как рог изобилия, полный образов и мечтаний. Покачивая ее на руках, такую же совершенную и двусмысленную, как греческая статуя, найденная на дне высохшей реки, он размышлял о том, что она похожа на капсулу времени, заключающую в себе другой мир. Он почти убедился в том, что ночное море, так часто посещающее его во сне, вырвалось из раковины, когцаoff нечаянно поцарапал ее.
Мириам последовала за ним и быстро задернула занавески, будто понимая, что Мейсон возвращается в сумеречный мир своей кушетки. Она положила руки ему на плечи.
– Послушай, Ричард. Сегодня ночью, когда ты услышишь волны, разбуди меня, и мы выйдем вместе.
Мейсон
– Мириам, увидишь ли ты его или нет, не имеет значения. Важно то, что его видел я,
Позднее, прогуливаясь по улице, Мейсон дошел до того места, где он стоял в предыдущую ночь, глядя на разбивающиеся волны, накатывавшие на него. Звуки безмятежной домашней жизни доносились из затопленных ночью домов. Трава на газонах поблекла от июльской жары, и брызги воды, парящие в воздухе, играли всеми цветами радуги. Летняя пыль, не потревоженная с поры весенних ливней, лежала между оградами и пожарными гидрантами. Улица, один из десятка пригородных бульваров, расположенных по периметру города, устремлялась примерно на триста ярдов на северо-запад, упираясь в площадь по соседству с торговым центром. Мейсон заслонил глаза рукой и посмотрел на башенные часы библиотеки и церковный шпиль, распознав вспышки на нем - отражения огромных волн. Все было на месте, как и всегда.
Дорога полого спускалась к торговому центру и, по чистой случайности, отмечала кромку берега, который сохранился бы, если бы этот район был затоплен. Примерно в миле от города был невысокий гребень, составлявший часть края огромной природной чаши, заключавшей в себе аллювиальную равнину, и на его вершине на поверхность выходили меловые отложения. Хотя этот гребень был частично скрыт вторгшимися в поле зрения домами, Мейсон сразу же признал в нем мыс, возвышавшийся подобно цитадели над морем. Крутые валы смывали его отвесные бока, выбрасывая вверх огромные плюмажи брызг, которые падали обратно в отступающую воду с гипнотической медлительностью. Ночью мыс казался еще более мощным и мрачным, каким-то неистребимым бастионом, противостоящим морю. И Мейсон обещал самому себе, что однажды вечером он пойдет на этот мыс, а потом позволит волнам разбудить его, когда он заснет на самой вершине.
Мимо проехал автомобиль; водитель с любопытством наблюдал за Мейсоном, стоявшим посреди дороги с запрокинутой головой. Не желая выглядеть еще более эксцентричным, каким и без того все считали его - одинокий, непонятный муж красивой, но бездетной миссис Мейсон, - он свернул на аллею, идущую вдоль гребня. Когда он подошел к меловым отложениям, то заглянул за изгородь, надеясь увидеть там затопленные деревья и увязшие автомобили. Дома были абсолютно сухими.
Впервые видение моря посетило Мейсона три недели назад, но он уже был абсолютно уверен в его реальности. Он узнал также, что после своего ночного нашествия вода не оставила ни следа ни на одном из затопленных зданий, и поэтому не ощутил никакой тревоги за судьбу утонувших людей, которые, в то время как люминесцирующие волны разбивались о коньки крыш, по-видимому, безмятежно. спали в чреве необъятного жидкого холодильника моря. Несмотря на этот парадокс, Мейсон был целиком и полностью убежден в реальности существования моря. Это-то и побудило его признаться Мириам в том, что однажды ночью он проснулся от шума волн за окном, а выйдя из дома, увидел, как море катит свои валы по соседним улицам. Поначалу она просто улыбнулась ему, приняв это сообщение за иллюстрацию к его внутреннему миру. Затем, три ночи спустя, она проснулась от стука запираемой двери, а после его возвращения с улицы была удивлена его вздымающейся грудью и блестящим от пота лицом.
Тогда она провела весь день, поглядывая через плечо в окно в поисках признаков появления моря, Что беспокоило ее не менее самого видения, так это абсолютное спокойствие Мейсона перед лицом такого ужасного подсознательного апокалипсиса.
Утомленный ходьбой, Мейсон присел на низкую декоративную ограду, за которой густые кусты рододендронов скрывали от глаз прилегающие дома. Несколько минут он забавлялся пылью у своих ног, разгребая ее обломанной веткой. Бесформенная и пассивная, пыль все же имела отдаленное отношение к окаменевшим моллюскам; она даже излучала странный матовый свет.