И возмездие со мною (Человек боя)
Шрифт:
Панкрата это устраивало, его несколько потрепанную команду тоже, не устраивало же создавшееся положение только строителей и охранника, но это никого не волновало. Теперь надо было хорошо замаскироваться и не тревожить соседей Шанталинского, начавших строить особняки вдоль ручья.
Правда, «мстителям» повезло: дача Шанталинского стояла как бы на отшибе, в лесу, между взгорком и изгибом ручья, поэтому увидеть, что творится на ее территории, было трудно. Тем не менее Панкрат решил подстраховатьсч, зная, что мелочей в его работе не бывает, собрал народ, и через пять минут
Больше всего «мстителей» поразил тем не менее не холл площадью около ста квадратных метров, а кинозал с тридцатью роскошными стульями с мягкой обивкой. Впрочем, был достоен удивления и двухсекционный эскалатор, ведущий из холла на крышу коттеджа, где был оборудован солярий с небольшим бассейном.
Побродив по коттеджу, ошалевшие от интерьеров комнат «мстители» разбрелись согласно дежурному расписанию, кто куда: одни «работать», другие отдыхать, — а Панкрат вдруг загорелся желанием посетить Ковали и навестить сестру Крутова, которой он обещал быть вечером в гостях.
— Я на пару часов отвлекусь, — сказал он Баркову, занявшему одну из спален дачи. — В случае тревоги дашь знать по рации.
— А работа? — недовольно сказал заместитель, не понимая, что собирается делать командир отряда. — Ребят же искать надо.
— Работать начнем ночью, как стемнеет, сейчас к зоне лучше не подходить. Нужен транспорт, а у нас только один мотоцикл.
— Куда ты собрался?
— За кудыкины горы. Свидание у меня.
— Что за свидание? С медведем, что ли? Возьми кого-нибудь для подстраховки.
— Пусть отдыхают, обойдусь.
Барков покачал головой.
— Как говорил мой батя: ты своей смертью не помрешь — или блинами обожрешься или куры обсерут.
Панкрат засмеялся.
— Оригиналом был твой батя, как дед Осип, дядя Крутова. У того что ни фраза, то изречение. Мне особенно понравилось его высказывание о жене: жена в больших дозах — яд, в малых — лекарство.
Барков усмехнулся.
— В самую точку. И все-таки я бы тебе не советовал шататься по здешним лесам в одиночку. Неужели к бабе пойдешь?
— К ней, — признался Панкрат. — Но эта баба… нет, женщина, достойна того, чтобы и генерал сбежал в самоволку. Короче, Склифосовский, ждите, я не задержусь.
Взяв с собой пистолет и нож, Воробьев оседлал мотоцикл и выехал за ворота дачи. Вскоре он был у Ковалей, но прежде, чем заехать в деревню, остановился на опушке леса и набрал букет полевых цветов, и лишь после этого в начале девятого вечера подкатил к дому Лиды, точнее, к дому ее матери, ничем не выделявшемуся из ряда таких же бревенчатых хат, крытых шифером, образующих самую длинную — в двенадцать домов — из трех улиц деревни.
Возле дома с визгом возились на траве двое ребятишек в одних трусиках, очевидно, дети Лидии Антон и Настя. Панкрат слез с мотоцикла, понаблюдал за их игрой и открыл калитку, вдруг ощутив странное волнение, будто перед прыжком с парашютом. Прислушался к себе, удивляясь реакции сердца на предполагаемую встречу с понравившейся ему женщиной, пробормотал про себя: «если вы мне откажете, я умру, — поклялся кавалер. Она отказала.
Через пятьдесят лет он умер»…
И в это время на крыльцо хаты вышла Лида, обеспокоенная остановкой мотоциклиста возле играющих детей. Она была в простенькой маечке, туго обтягивающей высокую грудь, и в спортивных мужских трусах. Ойкнула, узнав Панкрата, и юркнула в дом, тут же высунув голову в дверь:
— Извините, я сейчас…
Остолбенелый Воробьев расслабился,выдохнул воздух, застрявший в легких, и засмеялся от переполнявших его чувств. Ощущение было такое, будто он вернулся домой, где его давно ждали. Вспомнил о цветах, сбегал за ними к мотоциклу, и вовремя: Лидия вышла, уже переодетая в блузку и юбку.
Прикрикнула на детей:
— Ну-ка тише, башибузуки! Распищались.
Но было видно, что строгость она напустила на себя лишь для проформы, чтобы подчеркнуть свое отношение к детям.
Панкрат протянул ей букет, галантно поклонился.
— По-моему, я где-то вас видел, мадам. Вы случайно не артистка?
Лида засмеялась, взяла букет, прижала к лицу, вдыхая аромат цветов, бросила на гостя благодарно-изучающий взгляд.
— Спасибо, господин бывший майор. Проходите в хату, я как раз чай собралась пить. Мам, — позвала она, поворачивая голову.
Из сеней вышла седая женщина, удивительно похожая на Лидию фигурой, осанкой и лицом. На вид ей можно было дать не больше сорока лет, но седина прибавляла к возрасту еще лет десять.
— Мам, это Панкрат.
Воробьев поклонился.
— А это моя мама, Валентина Архиповна, — представила мать Лидия. — Мам, забери детей с улицы, пусть поиграют в саду, а мы почаевничаем в горнице.
— Проходи, мил человек, — низким голосом проговорила Валентина Архиповна, окидывая Панкрата одновременно понимающим, оценивающим и вопросительным взглядом. — Самовар уже готов, стол накрыт. Лид, ты уж сама поухаживай за гостем, а я к Василию Поликарповичу схожу, с детьми.
— Только не задерживайся, им спать скоро.
— Будь спокойна, лягут сами.
Еще раз посмотрев на Воробьева, мама Лиды забрала детей и ушла с ними в соседний дом.
— Хорошая у тебя мама, — сказал Панкрат.
— Не жалуюсь, — отозвалась Лида, смущенная тем, что мать фактически призналась в ожидании дочерью гостя. — Ну, что стоите, заходите в хату.
— Только руки помою.
Панкрат умылся под рукомойником, висящим во дворе, возле погреба, прошел в горницу, где на столе действительно попыхивал парком самовар и были расставлены чашки и блюдца для двух человек, стояли вазочки с сахаром, медом, вареньем, печеньем и воздушными пирожными с кремом, явно сработанными в домашних условиях. Оида уловила взгляд Воробьева, покраснела. Он понял, что не ошибся: его здесь ждали.