И возвращу тебя…
Шрифт:
Накатила новая большая волна, накрыла с головой. Колька вынырнул, отплевываясь и кашляя, осмотрелся. Его еще немного отнесло, и теперь он дрейфовал почти на уровне мола. Берег казался совсем рядом, метрах в четырехстах, может, меньше. Колька прикинул: взять наискосок, чтобы выйти из воды там, где вошел, или двинуть напрямки к молу, а потом пройтись пешком? Второй вариант выглядел вернее всего — не потому, что кончились силы — просто надоело болтаться в воде. Да и Кацо наверняка уже беспокоится.
Он плыл кролем, время от времени приостанавливаясь, чтобы проверить, сколько еще осталось. Расстояние до мола сокращалась, хотя и намного медленней, чем рассчитывал
Подумал и тут же одернул себя: глупости. Вода здесь держит замечательно, так что всегда можно передохнуть. Переохлаждение при такой температуре тоже не грозит. Сейчас ему мешает отлив, но отлив когда-нибудь кончится… максимум, подождем до утра. А пока… пока можно поискать течение с благоприятным направлением — не важно, куда — главное, чтобы к берегу, а не в открытое море, где, кстати, уже затевалось небольшое, но вполне ощутимое волнение.
Колька попробовал взять правее, в обход мола, но там было глухо: за несколько минут непрерывных усилий он не смог продвинуться ни на метр. Оставалось попробовать левую сторону, где мол поворачивал параллельно берегу, отгораживая от моря местный яхт-клуб. Колька тоже повернул вместе с ним и тут же обнаружил совсем рядом то, что искал — маленькое, но дружественное течение, ведущее прямо к берегу… вернее, не совсем к берегу, а к молу, но какая разница? Главное — ощутить наконец под ногами твердую почву.
Следуя течению, он опустил голову и на совесть отработал несколько длинных минут, с удовольствием чувствуя податливую помощь воды и собственную скорость. Еще немного… Колька приостановился, чтобы посмотреть и сердце его упало. Продвижение действительно было стремительным: он находился в каких-нибудь двадцати метрах от мола. Вернее, не от мола, а от неминуемой смерти. Волны, которые в открытом пространстве выглядели не такими уж и большими, здесь, казалось, приобретали стократное усиление, набрасываясь на камни с какой-то зверской, яростной силой, захлестывая вверх крутыми белыми дугами, плюясь пеной, ухая и рассыпаясь брызгами. Нечего было и думать о возможности, пройти через эту мясорубку, выбраться на мол невредимым. Да что там невредимым — живым… огромные бетонные надолбы ждали свою добычу, лоснясь от стекающей воды.
Он инстинктивно дернулся назад, сначала на спине, потом кролем… мол не отдалялся. То самое, «дружественное» течение, которое привело его сюда, теперь неумолимо подталкивало глупую жертву к смертоносным надолбам. Все силы его уходили на то, чтоб хотя бы оставаться на месте. Море заманило Кольку в ловушку; он был обречен. «Вот так и тонут,» — мелькнуло у него в голове. Сколько времени он еще сможет так продержаться, прежде чем превратиться в мертвый мясной мешок с торчащими обломками костей? Десять минут?.. Пятнадцать?.. Эх, Гелька, Гелька… Гелечка… похоже, так и не встретимся больше, ни с той, небесной, ни с этой, неизвестной. А может, небесная все-таки вернулась? Просто так, попрощаться?
Продолжая интенсивно работать руками и ногами, Колька перевернулся на спину. Зря. Небо было по-прежнему пусто. «Если уж сейчас не вернулась, значит, никогда не вернется…» — подумал он и сам удивился нелепости этого своего умозаключения. Как будто Гелькино небесное существование имело какой-то смысл для кого-нибудь, кроме него. Как будто ее мог увидеть еще кто-то…
Он посмотрел на Луну, когда-то притворявшуюся Гелиным ребенком. Без Гельки она выглядела как-то сиротливо, неуместно. «Ты сейчас тоже исчезнешь,» — сказал ей Колька. Луна скривилась и что-то прокричала в ответ. «Кричи, не кричи — не поможет…» — злорадно сказал Колька, удивляясь про себя предсмертной разговорчивости обычно немого светила. Видимо, у него начинались глюки.
— Ля… Ряй! — прокричала Луна.
Дура. Колька посмотрел на мол, чтобы оценить, сколько ему еще осталось, и увидел Кацо. Тот прыгал, размахивал руками и что-то кричал. Он, а никакая не Луна… придет же в голову такая чушь. Колька приподнял голову, чтобы лучше слышать. Кацо тоже исчезнет.
— Коля! Ныряй! Ныряй! — вопил Кацо, перекрикивая море и делая волнообразное движение руками.
Нырять? Зачем? Разговаривать с галюцинациями было смешно, но еще смешнее было бы подчиняться их дурацким рекомендациям.
— Ныряй! Сволочь! Ныряй!
«Еще и обзывается, — подумал Колька. — Понятное дело: не хочет исчезать, хитрец…»
Он перевернулся бочонком и нырнул. Внизу было тихо, темно и полно светящихся бахромистых зонтиков медуз. Колька сделал сильный гребок и вдруг ощутил быстрый низовой поток, идущий в противоход верхнему. Вот оно что! У ловушки имелась задняя дверь! Еще не веря своему везению, Колька продвинулся по течению настолько далеко, насколько хватало воздуха. Вынырнув, он завертел головой, пытаясь определить свое новое местоположение… спасен! Он находился уже метрах в пятидесяти от мола. Верхнее течение еще сделало попытку вернуть его в мышеловку, но поздно: Колька уже знал секрет. Чудесное спасение прибавило ему сил. Чередуя ныряние и греблю поверху, он обогнул мол и поплыл к берегу. Злобное море разочарованно гудело под Колькиными руками. За долгие века оно научилось не расстраиваться от мелких неудач. Добыча всегда найдется… не здесь, не сейчас, так где-нибудь или когда-нибудь еще.
Когда Колька, шатаясь, вышел на берег около мола, Кацо уже ждал его там с одеждой.
— Набить бы тебе морду… — сказал он мечтательно. — Да ведь не поможет.
— Нет, не поможет, — подтвердил Колька, стуча зубами. Ему вдруг стало по-настоящему холодно — впервые за прошедшие недели.
Глава 8
Услышав интонацию, с которой Берл произнес свое «здрасте», Мудрец досадливо крякнул.
— Надеюсь, вы не станете просить меня еще раз продлить ваш так называемый отпуск? — голос старика в телефонной трубке звучал сварливее обычного. — Я и так уже дважды шел вам навстречу.
— В последний раз, Хаим, — виновато сказал Берл. — Непредвиденные обстоятельства. Еще четыре дня, максимум — неделя… и я ваш навеки.
— Вы поражаете меня своей безответственностью. Зачем вам еще одна неделя?
— Молодости свойственна безответственность, — осторожно возразил Берл. — Это оборотная сторона некоторых потребностей.
— Что за чушь? — выпалил старик. — Каких еще потребностей?
— Гм… — Берл искусно изобразил смущение. — Бьюсь об заклад, что вы в последний раз вспоминали о чем-то подобном лет тридцать назад. Так что неудивительно, что нам трудно понять друг друга. Женщина, дорогой Хаим, женщина… если б вы знали…