И я там был
Шрифт:
А вечером директор санатория рассказал мне, что Лукьянов был очень доволен этой встречей, вспоминал кинофильмы с моим участием. Директор санатория тоже был доволен этим обстоятельством и чувствовал себя причастным к радости начальства.
На следующий день по ТВ по всем каналам показывали «Лебединое озеро», а потом была общеизвестная пресс-конференция с организаторами путча, не без Лукьянова. А еще через несколько дней их всех арестовывают, само собой, и Лукьянова!
За завтраком я встречаю директора санатория и говорю ему не без иронии:
— Ваш друг-то, а?!
На что директор, сжав губы и стараясь выглядеть бесстрастным, отвечает:
— Какой мой друг? — И уже потом, взяв себя в руки, парирует: — Это Ваш
Какой он мне друг?! Ваш!
Я не сопротивлялся — сидят же!!!
На отдыхе, как говорится, в простой житейской ситуации я встречался со многими известными актерами, режиссерами. Был среди них и любимый мною Аркадий Исаакович Райкин.
Я, конечно, много раз видел Райкина на сцене, восхищался его мастерством перевоплощения. Он был не только уникальным артистом, но еще и великим мудрецом. От масок — чтения отдельных эстрадных рассказов, миниатюр, — он перешел к социальным фельетонам и исполнял их с тем же головокружительным блеском. Я не пропускал ни одного его выступления в Москве. Но впервые мы встретились, что называется, с глазу на глаз, когда однажды он пришел к нам на репетицию «Мещанина во дворянстве» Мольера. Приход Райкина был обусловлен двумя причинами. Во-первых, он хотел посмотреть на своего сына Костю, который тогда учился на третьем курсе училища имени Щукина и играл в нашем спектакле небольшую роль. В училище существует традиция, в соответствии с которой студенты второго и третьего курсов проходят в театре Вахтангова актерскую практику. Их занимают в массовках или доверяют сыграть эпизод.
Во-вторых, Владимир Георгиевич Шлезингер, постановщик «Мещанина во дворянстве», в тот период сотрудничал с Райкиным, ставил у него в театре спектакль-обозрение.
Аркадий Исаакович посидел на репетиции и даже однажды вмешался в ее ход. Он доброжелательно отнесся к нашим творческим замыслам и даже предложил несколько небезынтересных вариантов решения одной сцены.
В перерыве Аркадий Исаакович рассказал, как однажды его послали на какой-то фестиваль в Германию, забыв предупредить, что он должен выступать на немецком языке. И за одну ночь он все переучил. Невероятной работоспособности был человек!
Наших учеников он смотрел, но не брал. Райкин был для нас образцом профессионализма, и мы старались воспитывать своих учеников достойно. И вдруг один выпускник ему понравился. Он взял его «для пробы». Выпускником, завладевшим вниманием Аркадия Исааковича Райкина, был Константин Райкин. «Проба» удалась, и дальше пошло. Это акция стала переломной в жизни театра «Сатирикон». Сейчас там работают наши выпускники: Жанна Токарская, Григорий Сиятвинда, Александр Коручеков, Юрий Лагута, Наталья Рыжих, Лика Нифонтова. И мы надеемся, что продолжение будет следовать.
Мхатовец Леонид Миронович Леонидов говорил: дайте мне талантливого ученика, и я сам буду у него учиться. Это бывает редко. Но мне попался такой ученик — нынешний руководитель «Сатирикона», достойный продолжатель дела своего отца Константин Аркадьевич Райкин.
Была у Аркадия Исааковича одна редкая особенность — он никогда не позволял себе появляться на людях в «затрапезе».
Однажды я приехал в Дом отдыха «Комарово», принадлежащий союзу кинематографистов, и встретил там Райкина. Это случилось утром, до завтрака. Аркадий Исаакович был в вечернем костюме, при галстуке. И я подумал: он, наверное, едет на какой-нибудь ранний концерт. Потом я увидел его в том же облачении в столовой за завтраком, куда многие, как это принято, приходят в полуспортивных одеждах, и я подумал: он, наверное, сразу после завтрака едет на концерт. Но потом я встретил его в том же костюме после завтрака гуляющим по парку и подумал: он незадолго до обеда уедет на концерт. На следующий день то, что я принял за концертную «экипировку», повторилось. И тогда я подумал о том, о чем можно было догадаться до вчерашнего завтрака: это его стиль! Стиль, который он не менял ни при каких обстоятельствах.
С Костей я работал в училище, ставил «Золотого мальчика» Одетса, где он играл главную роль. Я еще тогда обратил внимание на его отношение к делу. Как-то он сказал, что я слишком редко назначаю занятия (я репетировал в это время в театре и не мог уделять своим ученикам много времени), ему трудно. Это было сказано таким серьезным деловым тоном, что я сразу поверил — в этом нет никакой рисовки. И увеличил количество занятий. Он приходил раньше всех, не гнушался ставить декорации. Работал до умопомрачения. Как-то его мама позвонила мне с просьбой повлиять на Костю, чтобы он показался врачу. Я тогда еще подумал: такая отдача — несомненный признак таланта.
В человеческой натуре всегда есть две стороны. Одна — внешняя, всем знакомая, декоративная. А другая — скрытая от всеобщего обозрения, отражающая те черты характера, которые можно увидеть только при близком знакомстве. И даже не столько увидеть, сколько подсмотреть.
У Горького есть записки «Великие люди наедине сами с собой», где можно прочитать о Чехове, который ловил зайчика у себя на брюках; об Алексее Толстом, который разговаривал со своими галошами, упрекая их в том, что без него они ничего не могут — стоят и все.
И действительно, в жизни каждый человек в разных ситуациях ведет себя по-разному, как бы «играет» несколько образов. С сыном, к примеру, он строгий отец; с женой — ласковый муж; с начальником — осторожный исполнитель и так далее. У актеров же способность к такой многоликости, к перевоплощению составляет суть профессии. Природные способности побуждаются к действию набором специальных упражнений, которые развивают фантазию, воображение, непосредственную реакцию и, в результате, как правило, у личности художественной преобладает эмоция, а у человека точной профессии, где требуется расчет — разум. Я с подозрением отношусь к актерам-интеллектуалам. С моей точки зрения, актер должен быть не слишком образован и чуть глуповат. Иначе, как справиться с тем, что Станиславский называл «быть другим, оставаясь самим собой». Без определенного наива это невозможно. Душа не должна быть отягощена знаниями.
Но бывают исключения. И таким исключением являлся Ростислав Янович Плятт. Он был, условно говоря, человеком с двумя одинаково развитыми полушариями головного мозга, где правое отвечает за разум, а левое — за чувство. О его ролях критиками и театроведами сказано много. Он был разносторонним актером, способным к созданию характера и острой характерности. Он имел вкус к перевоплощению с использованием всех традиционных средств. Очень любил грим.
Но при этом замечательно играл роли, не требующие внешней характерности, где нужно было только «загримировать душу», пользуясь скупыми внешними выразительными средствами. И Плятт проявлял в этих ролях глубокую человечность, ум и высокие профессиональные качества.
Я думаю, какой же автор был ближе всего Плятту? По тонкости восприятия и способу выявления — Чехов. К сожалению, за свою жизнь он сыграл только Войницкого в «Лешем» и читал на эстраде рассказ «Тапер». Но многое из того, что он сыграл, по актерским средствам — чеховское, в этих ролях выражался характер самого Плятта. Чеховская интонация была свойством его души. Да и в жизни Ростислав Янович своей элегантностью, остроумием, образованностью напоминал Чехова. Он интеллигентно изъяснялся, никогда никого не поносил, хотя обо всех проявлениях нашей жизни имел свое мнение. Оценку некоторых явлений мог даже сопровождать матерком, который в его устах звучал тоже интеллигентно. Обожал анекдоты, особенно похабные. Рыцарски относился к дамам и мучился, поддерживая долгие связи по обязательству.