И.о. поместного чародея. Книга 2
Шрифт:
Мотивы демона, которые тот ничуть не скрывал, были куда проще и человечнее: он намеревался показать, что будет следовать за мной, чем бы это не обернулось. Во взглядах, которых он попеременно бросал то на меня, то на Искена, читалось: "Я-то, заметьте, не веду двойную игру и на меня всегда можно положиться!". Но странным образом это не успокаивало меня, так что я вскоре предпочла перевести взгляд на магистра Леопольда, который трясся на своем муле и всей своей сгорбившейся фигурой выражал самое естественное человеческое чувство в данных обстоятельствах – досаду. Оглянувшись на него в очередной раз, я заметила, что магистр рассматривает какой-то свиток с печатью и из груди у него рвутся печальные вздохи.
– Что
– Ах, ничего такого... пустяки... ерунда, не стоящая внимания, – забормотал Леопольд, и от его грустного тона даже каменное сердце горгульи треснуло бы пополам.
– Как же ерунда, если вы из-за нее так печалитесь? – воскликнула я, теперь уж всерьез вознамерившись узнать правду. – Что это за бумага?
– Понимаете ли, – неохотно начал магистр, глядя куда-то вдаль, – вышло вот какое дело: пока я искал кабинет, где обретался секретарь госпожи ван Хагевен, то наткнулся на магистра Урбана, главу кафедры магической истории. Как вы, должно быть, помните, он едва не порушил нашу затею, узнав, что магистр Аршамбо тайно взял себе второго аспиранта. Но к моему удивлению, в этот раз он приветствовал меня так тепло, точно я его добрый приятель. Не успел я подумать, что мое выступление на симпозиуме, по-видимому, произвело на него доброе впечатление, как этот господин принялся жать мою руку и эдак негромко приговаривать, что давно ждал этого момента, а усмирение недовольства мессира Аршамбо возьмет на себя, ведь, если признаться честно, даже глубочайшие познания магистра в истории не искупали его дрянного характера... ну и тому подобное. Я было совсем растерялся, ничего не понимая, однако он сунул мне этот свиток, и я прочитал... Впрочем, смотрите сами!
Подозрительно звонко шмыгнув красным носом, магистр Леопольд передал мне тугой свиток. Я, с трудом развернув его, пробежала глазами по первым строчкам и растерянно хмыкнула: то было прошение адептов третьего года обучения, обращенное к главе кафедры магической истории. Суть его заключалась в том, что адепты желали, дабы впредь лекции по магической истории у них читал магистр Леопольд, а не магистр Аршамбо, и многословно перечисляли преподавательские достоинства лжеаспиранта – занятия с ним показались адептам необычайно увлекательными и познавательными, а методы лектора – смелыми и революционными.
– Он сказал, – Леопольд снова вздохнул с мечтательной тоской, – что та аудитория, где я случайно сотворил магическую вьюгу, стала в некотором роде легендарной: каждую ночь неизвестные проказники рисуют на ее дверях снежинку. А несколько адептов подали заявку на организацию факультативных занятий, при условии, что их буду вести именно я. Клянусь вам, он почти светился от счастья, ведь, по его словам, кафедра уже добрый десяток лет получает штрафные баллы за то, что не ведет индивидуальную работу с адептами – по причине отсутствия всякого желания у адептов изучать историю магии углубленно. А затем он пригласил меня на чаепитие и угостил меня прекрасными эклерами – у них на кафедре подается изумительная выпечка!.. Но что тут говорить – выбросьте-ка эту бумаженцию, и все тут. Подумать только – лектор Академии! Это курам на смех, кристально ясно, что...
– Мне очень жаль, мессир, – с искренним сочувствием сказала я. – Думаю, из вас вышел бы прекрасный лектор. Обещаю, если у меня получится изменить что-то к лучшему в этой жизни, то я сделаю все, чтобы вы стали лектором Академии, раз уж этого хочется и адептам, и вам...
– Мне? – возмутился магистр, и, надо заметить, весьма фальшиво. – С чего вы взяли? Да, я самую малость польщен, и, если признаться честно, когда-то, очень давно, мне хотелось стать преподавателем, но сейчас... Сейчас слишком поздно что-то менять в своей жизни. У меня целый кошель золота, я отправлюсь с ним на Юг и буду прожигать жизнь без памяти!..
Последние слова прозвучали настолько тоскливо, что я испугалась, как бы магистр Леопольд не зарыдал – Юг не так уж манил его, как он пытался показать. Но я не хотела бередить его душевные раны, повторяя, каким хорошим лектором он мог бы стать и как полезно для его здоровья будет некоторое воздержание – лишь бережно вернула ему свиток со словами:
– Выбросить его вы всегда успеете, а на нем отличная печать – может пригодиться для поддельного письма или договора.
– И правда, – голос магистра дрогнул и он спрятал свиток в свою сумку. – Думаю, мне придется вскоре вновь сменить имя, и кое-какие фальшивые документы мне не помешают...
"Аршамбо не обрадуется, когда узнает, что адепты от него отказались в пользу лжеаспиранта, – с тревогой подумала я. – А когда человек, завладевший короной Горбатого Короля, вдруг огорчается – неприятность из этого может выйти превеликая... Разумеется, это все мелочи, но...". И я, хмурясь и покачивая головой в ответ на свои собственные мысли, заставила Гонория ускорить бег – Козероги, как мне запомнилось, были совсем неподалеку.
...На этот раз поворот в сторону деревни я бы не пропустила, даже если бы камень с грозными рунными письменами не торчал бы на пригорке средь оголившихся ветвей кустов, точно бородавка на носу у старой ведьмы. Причиной этому стало отнюдь не присутствие рядом со мной Искена, знающего эту дорогу, как свои пять пальцев; не бурчание демона: "Мы слишком долго едем, вы явно пропустили нужный поворот"; и даже не унылые ответы мессира Леопольда, преисполненные безнадежности и сожаления: "Пропустим мы его, как же... Скоро покажется проклятущий камень, и все, нам конец!..". Самые недобрые предчувствия зашевелились в моей душе, когда я увидела, что дорога к Козерогам преграждена наспех сооруженной баррикадой, а около нее, у костра, сидит несколько угрюмых деревенских мужиков, глядящих на нас с явной неприязнью. Не успели мы подъехать поближе, как один из них трижды сплюнул на землю, и произнес со смесью торжества и досады:
– Говорил я, говорил, етить!..
– Что имеет в виду эта деревенщина? – не слишком-то понизив голос, спросил у меня Искен, тем самым словно признавая, что считает меня существом, стоящим к местным жителям куда ближе, чем он сам, и оттого понимающим их речь куда лучше.
Я покачала головой, не желая высказывать раньше времени свои скверные догадки.
Демон, ранее в Козерогах не бывавший, был озадачен совсем в иной степени, нежели мы с Искеном, и оттого не стал ходить вокруг да около.
– Что за непотребство! – громко объявил он, осматривая заваленную дорогу. – Уверен, в вашу деревеньку не рвутся десятки путников ежедневно, и даже если вы начнете приплачивать проезжающим – вряд ли они согласятся сделать крюк, чтобы полюбоваться на ваших коз, коров и чумазых детишек. Так на кой ляд вы повалили тут дерево, мешающее свободному проезду?
– Да вот из-за вас, мил сударь, и повалили, – хмуро отозвался второй мужик.
– Из-за меня? – опешил демон. – Никак в вашей деревне уродился ясновидец! Я и сам не знал поутру, что меня занесет в эти дебри, провалиться бы им в преисподнюю...
– Это уж ваши заботы, – был ответ. – А наше дело – больше никого стороннего к нашей деревне не пущать, и уж тем более – не давать более возле старого храма вертеться. Хватит ужо!
– Да что это мужичье себе возомнило? С чего вдруг такая перемена? Или вы позабыли, что у меня имеется разрешение на изучение вашего треклятого храма от Лиги Чародеев, заверенное в канцелярии светлейшего князя? – я услышала в тоне Искена знакомые нотки, обещавшие скорую вспышку ярости, которая ничем хорошим обернуться не могла. Несмотря на свой ум, понять это Искен все никак не мог, и раз за разом повторял одну и ту же ошибку, впрочем, свойственную большинству магов.