Идеальная пара

Корда Майкл

Поезд, постукивая на стыках, двинулся вперед в темноту – теперь, когда на окнах во всем Лондоне было затемнение, темнота была полной, без проблесков света. Казалось, что рельсы ведут поезд в пустоту. Фелисия слышала, как где-то в передних вагонах пели солдаты, стараясь сохранить бодрость духа по пути в какой-нибудь богом забытый учебный лагерь или казармы. Робби дремал – или делал вид, что дремлет. Либо ему нечего было сказать, либо его мысли были заняты ролью Макбета.

Или Рэнди Бруксом? – подумала Фелисия.

В клинике в Нью-Йорке она поняла, как хорошо помнит Робби. Она могла воссоздать в своем воображении любую деталь его внешности, и ни одно событие, связанное с ним, не стерлось из ее памяти. Может

быть он так же думает о Рэнди Бруксе? От этой мысли она задрожала, понимая, что именно об этом ей сейчас нельзя размышлять.

– Ты дрожишь, – заметил Тоби. – Тебе надо выпить, старушка.

– Мне кажется, у нас ничего нет.

– О не волнуйся! Я поехала подготовленным. – Он открыл свой саквояж, достал бутылку джина и стакан и поставил их перед собой, потом достал другую бутылку и второй стакан и поставил их перед ней. – Она бутылка для тебя, одна для меня, – бодро сказал он. – Это единственная возможность выпить. У меня есть еще одна для Робби, когда он проснется.

– Я не люблю джин, Тоби.

– Не любишь джин? Глупости. Ты же пьешь сухой мартини, верно?

– Иногда.

– Так вот он. – Тоби вытащил бутылку сухого вермута, плеснул немного в стакан и добавил туда джина.

Фелисия сделала глоток. Доктор Фогель столько раз предостерегал ее от выпивок, что ей стало тошно его слушаться. У нее было свое правило не пить перед спектаклем, по возможности пить только шампанское, и никогда, ни при каких обстоятельствах не пить с Тоби Иденом. Но представив себе долгую поездку в холодном вагоне, когда Робби спит вместо того, чтобы болтать с ней, она сделала еще один глоток своего «мартини».

– Отличная штука, – весело сказал Тоби. Он уже осушил свой стакан и налил себе второй, на этот раз без вермута. – Знаешь, Чагрин тоже любит такую смесь. Прекрасный парень. Я не рассказывал тебе, как мы с ним ездили вместе в Глазго играть «Ричарда III»?

Фелисия покачала головой. Она наконец начала согреваться – может быть, подумала она, в поезде все-таки включили отопление.

– Было чертовски холодно, середина зимы, поэтому мы пропустили пару стаканчиков в гостинице, потом еще столько же в театре, где было еще холоднее. Руководство шотландского театра не слишком-то расщедрилось на уголь, как ты понимаешь. Понемногу Филип набрался, так что когда он вышел на сцену, ноги уже не держали его. В результате он споткнулся о свою мантию, упал и не мог подняться. Ну, ты можешь себе представить публику – жители южной Шотландии, набожные до ужаса – настоящие сектанты – да к тому же, половина из них трезвенники, я думаю. Когда Филипу, ухватившемуся рукой за трон, удалось подняться на ноги, кто-то крикнул: «Ты же пьян в стельку!» Тогда вся публика начала свистеть и шикать, потому что они, шотландцы, как ты знаешь, злятся, когда их денежки пропадают зря. Филип выпрямился, поднял руку, призывая к тишине, и, клянусь, он выглядел поистине по-королевски, потому что минуты через две можно было бы услышать, как булавка упадет с балкона.

– Дамы и господа, – в своей возвышенной манере произнес он – ты же знаешь, как он может быть великолепен, – если вы считаете, что я пьян… подождите, пока вы увидите Бэкингема!

Тоби захохотал, и Фелисия тоже рассмеялась. Она снова была дома, среди актеров, там, где было ее место, и она была так счастлива, что ей трудно было себе представить, как она могла стремиться уехать в Голливуд.

– Твое здоровье, Тоби, – сказала она и осушила стакан, чувствуя, как тепло разливается по телу.

Тоби несколько минут смотрел в окно, потом повернулся к ней; его лицо вдруг стало мрачным.

– Мне не нравится, что мы играем «Макбета», – сказал он. – Я был против с самого начала.

– Почему? Банко хорошая роль.

– Дело не в роли; мне не нравится сама эта проклятая пьеса. От нее одни несчастья – всегда были.

– Я

не верю в такие глупости.

– Это не глупости. Ты же не станешь отрицать, что старушка Лилиан Бейли умерла как раз накануне премьеры «Макбета» в «Олд-Вик»? А разве Рекс Помфрет не получил в одной из батальных сцен такой удар, что потерял сознание, когда он играл «Макбета» в Стратфорде? И не во время ли представления «Макбета» старина Джайлс Монкриф застал свою жену в гримерной в объятиях Хью Деруэнтера, который играл Банко, и заколол их обоих?

– Не Банко, он играл Макдуфа. Смысл этой истории в том, Тоби, что Джайлс, перед тем как заколоть их, крикнул: «Макдуф, начнем, и пусть нас меч рассудит. Кто первым крикнет: «Стой!» – тот проклят будет!» [57] Во всяком случае он не причинил им большого вреда. И Монкрифы по-прежнему женаты, так что они, видимо, помирились. Я не верю, что на «Макбете» лежит проклятие.

Потом они молча сидели рядом, ощущая согревающее действие джина. Фелисия почувствовала себя счастливой, довольной, слегка навеселе – такого хорошего настроения у нее уже давно не было.

57

У. Шекспир «Макбет».

Ей хотелось, чтобы Робби проснулся и составил им компанию.

– Я только хочу сказать, что это не лучший способ начинать гастроли, дорогая, – терпеливо повторил Робби.

– Если бы в поезде ты не заснул так спокойно, будто меня не существует, ничего подобного не случилось бы.

– Прости. Я, кажется, уже извинился. Я очень устал.

– Устал, Робби? Или тебе было скучно со мной?

– Ради Бога, Лисия! Мне не было скучно. Я сожалею о том, что заснул в этом проклятом поезде, но это не причина, чтобы так напиваться вместе с Тоби и устраивать скандал на платформе перед прессой…

– Я не устраивала скандала!

– Ты назвала одну из журналисток суетливой старой сукой. Ты сказала парню из «Манчестер гардиан», что собираешься играть леди Макбет как шотландскую секс-бомбу, – по моему совету. Мне кажется, читатели «Гардиан» это не слишком хорошо воспримут, как ты думаешь?

– Не вижу ничего дурного в том, чтобы немножко встряхнуть всю эту свору старых склочниц и их скучных мужей. Теперь у нас, наверное, каждый день будет аншлаг.

– Дело не в этом. – Но в чем было дело, Робби так и не объяснил. Он подошел к окну, чтобы выглянуть на улицу, зная наперед, какое безрадостное зрелище увидит, но он не мог отодвинуть шторы, не выключив света, поэтому вынужден был вновь обратить внимание на Фелисию.

По меркам гостиницы викторианской эпохи их номер был просторным; убранство, если говорить языком декораторов, было выдержано в тоне темного красного дерева и еще более темного бархата; все освещение составляли несколько изящных газовых рожков девятнадцатого века, превращенных в светильники с самыми слабыми электрическими лампочками. В камине горели угольные брикеты, от которых на "постельном белье оставались пятна сажи. Если прислониться к каминной решетке, то еще можно было ощутить какое-то тепло, но стоило сделать шаг в сторону, как холод сразу же охватывал тебя. Ванная была маленькой, выложенной кафелем комнаткой с таким высоким потолком, что казалось, будто ты находишься в шахте, и такой чугунной сантехникой, которая предназначалась, вероятно, для племени гигантов. Обычно такие вещи не вызывали у Вейна ни малейшего неудобства, но сейчас у него начался приступ клаустрофобии такой силы, что он с трудом сдержался, чтобы не выбежать в коридор, лишь бы покинуть это замкнутое пространство. Однако проблема, как он чувствовал, была не в пространстве – это присутствие Фелисии заставляло его ощущать себя загнанным в ловушку.