Идеальная пара

Корда Майкл

Фелисия требовала его постоянного внимания, и хотя он все еще время от времени чувствовал угрызения совести, его мысли уже были заняты другим. Страшный год службы в авиации помог ему пережить многое – чувство вины перед Фелисией, провал его брака с Пенелопой, ошибки прошлого – все это казалось таким незначительным в небе Германии, где удачливый стрелок или случайная невнимательность в одно мгновение могли прервать его жизнь. Именно в эти жуткие минуты он нашел для себя смысл жизни, ради которого стоило сражаться – стать величайшим актером своего времени, а может быть, и всех времен.

В первые недели после возвращения Фелисии Вейн был счастлив окунуться

в блаженство семейной жизни просто потому, что они оба пережили все испытания и были наконец вместе.

Он не мог сейчас жаловаться на поведение Фелисии. Она была жизнерадостна, эротична, ее возвращение на сцену было необыкновенно удачным – в глазах всего мира он был самым счастливым мужчиной. Но ее настроение менялось час от часу, радость сменялась внезапной депрессией, и она нуждалась – нет, она требовала – в его постоянном внимании.

Даже эти гастроли были в какой-то мере организованы, чтобы Фелисия смогла сыграть роль, равную по значимости его ролям. Вейн выбрал «Макбета» в основном потому, что леди Макбет была той ролью, которую Фелисия хотела сыграть. Но он вряд ли мог потратить всю свою профессиональную жизнь на пьесы, которые давали Фелисии возможность играть с ним вместе. Он не мог принять такое ограничение своих устремлений, низводя себя и Фелисию до английского варианта Лантов [58] на Бродвее. Он уже страдал от необходимости постоянно решать проблемы Фелисии, и именно это, помимо всего прочего, заставило его в поезде закрыть глаза и притвориться спящим. У него просто не было настроения разыгрывать пылкого влюбленного перед Тоби Иденом, или строить планы на будущее, чтобы они с Фелисией могли играть вместе до конца своих дней.

58

Альфред и Фонтайн Лант – супружеская чета американских актеров, прославившаяся своей совместной игрой в постановках бродвейских театров.

Фелисия, с видом одновременно дерзким и очень трогательным, стояла в центре унылой комнаты в окружении их вещей. Они не могли бесконечно молчать, подумал Вейн, как персонажи бытовой комедии, которые забыли свои слова. Он подошел к ней и привлек к себе, но она оставалась напряженной и холодной.

– Лисия, – тихо сказал он, – я люблю тебя. И мне очень жаль.

Она не смотрела на него.

– Жаль? – повторила она шепотом. – Мы все время извиняемся. Жаль чего?

– Жаль, что ты подумала, будто я тебя игнорирую.

– Но именно это ты и делаешь.

– Мне надо было многое обдумать.

– Было время, когда мы готовы были отдать что угодно, только бы остаться в номере вдвоем. Ты помнишь?

Он это помнил.

– Тебе надо немного отдохнуть, – мягко посоветовал он.

– Ты хочешь сказать, что мне надо протрезветь. Можешь не волноваться. Я трезвая.

– Я имел в виду, что нам предстоит большая работа. Через три дня открытие гастролей.

– Я это помню.

– И это не легкая роль.

– Ни одну из них не назовешь легкой.

Это, подумал он, не совсем так. Каждая великая роль трудна, но есть самые трудные из всех. «Макбет» была одной из труднейших пьес; этим, вероятно, объяснялись рассказы о несчастьях, которые она приносила.

Вейн возненавидел Макбета за долгие недели подготовки роли, и даже на репетициях ключ к характеру этого человека по-прежнему не давался ему. Он понимал дилемму Макбета – человек, допустил единственную ошибку, совершил ужасное преступление,

и теперь не в состоянии уйти от этого тем более, что леди Макбет, едва скрывая свое презрение к мужу, толкает его на новые и новые преступные деяния… Вейн долго и упорно размышлял, почему он не доволен своей ролью, и пришел к выводу, что проблема заключается в леди Макбет – или точнее, в том, как Фелисия ее интерпретировала, хотя это была частично его идея.

Фелисия, кажется, получала большое удовольствия, играя чувственную, соблазнительную леди Макбет, более опасную и решительную, чем ее слабовольный муж, вознамерившуюся добыть для него корону, которую он жаждал получить, но за которую у него не хватало мужества бороться. Постепенно, не без поддержки Чагрина, вероятно, она стала центром пьесы, а Макбет превращался во все более пассивную, вспомогательную фигуру в трагедии, героиней которой была она.

– Пойдем спать, дорогая, – сказал он, ощутив вдруг огромную усталость.

Она кивнула, и он повел ее в спальню. Интересно, подумал он, как вела себя чета Макбетов, когда они поднимались в свои апартаменты в замке? Шекспир давал здесь зрителям самим домысливать происходящее. Он не показывал, как Макбеты раздевались, завтракали или занимались любовью – если они вообще этим занимались. Робби и Фелисия так долго представляли свою любовь на публике, что в последнее время прекращали изображать влюбленных, как только оставались одни. Они заходили в лифт отеля молча, каждый погруженный в свои мысли, но стоило двери открыться – они брали друг друга за руки и выходили в вестибюль, играя роль звездных влюбленных перед публикой в лице служащих отеля и случайных посетителей.

Почему так получалось, подумал он, что он мог поделиться своими самыми сокровенными чувствами с Рэнди и больше не может этого сделать с Фелисией? Он, конечно, знал ответ. Он во многих отношениях не оправдал ее ожидания и теперь вынужден был это скрывать от нее. Вейн разделся, пока Фелисия была в ванной, и с мрачным видом закурил новую сигарету (пора бросать курить, подумал он, к тому же сигареты выдают по карточкам, так что нельзя бездумно расходовать их).

Странно, но секс с Рэнди не доставил ему никакого особого удовольствия, кроме вполне понятного волнения, появляющегося когда совершаешь что-то запретное. Он не шел ни в какое сравнение с тем, что у него было с Лисией, и Вейн не почувствовал ни малейшего желания заниматься этим вновь, ни с Рэнди, ни с каким-либо другим мужчиной. Было нечто другое – чувство духовной близости, сокровенных тайн, искренней дружбы – точнее сказать, нежности, – что связывало их с Рэнди, чувство, которое можно было скрепить только сексом, потому что в нем выражалась непосредственная самоотдача. Рэнди, конечно, хотел продолжать их отношения, но Вейн отказался. Что говорил Вольтер о гомосексуализме? «Один раз – философ, два раза – педераст».

Мы с Фелисией поженимся, говорил себе Робби. Имея свой дом и детей, они будут счастливы – он был в этом твердо убежден, другого просто быть не могло.

Он крепко держался за эту мечту: собственная семья и слава. Если он закрывал глаза (в этом ужасном гостиничном номере все равно не на что было смотреть), то ясно видел картину той жизни, о которой мечтал: Сайон-Мэнор с его тронутыми временем стенами из золотистого котсуолдского камня, посыпанный гравием двор, кирпичная конюшня, а за ними холмистые поля – его поля – пруд с утками, английский сад, клумбы. Он представлял себе чаепитие на лужайке среди цветов, собак, лежащих у ног, где-то на заднем плане ребенок верхом на пони…