Идеальная пара

Корда Майкл

В то же время она ощущала все нарастающее беспокойство. Кровь и ужасы «Макбета» угнетали ее, зловещая атмосфера заполняла ее теми же чувствами, которые она испытала ребенком, увидев в Музее мадам Тюссо [60] сцену казни Марии, королевы Шотландии. Фелисия спала плохо, как всегда, но в те несколько часов, на которые ей удавалось уснуть, она видела во сне кровь, фантастические кинжалы, целую вереницу ужасных видений, которые ее спящий мозг не мог контролировать. К счастью, проснувшись, она почти ничего не помнила, но один сон преследовал ее снова и снова. Она видела свою руку с зажатым в ней кинжалом, который она вонзает в человеческое тело, кровь брызжет в стороны,

пока не заливает ее всю. Лицо мужчины, которого она убивала в сне, постоянно менялось – иногда она видела черты Рэнди Брукса, иногда Марти Куика, а иногда дяди Гарри… Филип Чагрин предупреждал ее не пускать леди Макбет в свою повседневную жизнь, но эта дама определенно обладала собственным мнением на этот счет.

60

Музей мадам Тюссо – лондонский музей восковых фигур знаменитых людей. Открыт в 1802 г.

При свете дня – или точнее сказать, в тусклом свете ламп репетиционного зала – одно воспоминание о ночных кошмарах вызывало у Фелисии нервную дрожь. Она прошла на авансцену туда, где стоял Робби в окружении актеров труппы, осветителей, рабочих, Тоби с его неизменной трубкой в зубах, загримированного для эпизода с призраком, помощника режиссера и очень высокого молодого человека по имени Гиллам Пентекост, которого Фелисия возненавидела с первого взгляда, но по отношению к которому она чувствовала себя обязанной быть вежливой. Пентекост был журналистом, или претендовал на эту роль, и одним из тех молодых людей, которые были увлечены театром, но не могли найти себе место в нем. И он, конечно, благоговел перед великим Робертом Вейном.

Пентекост напоминал ей Кассио – именно такого худого и голодного парня, которого надо было опасаться, – хотя Робби сразу же проникся расположением к нему, прислушивался к его замечаниям, наслаждаясь его поклонением. С Фелисией молодой человек был вежлив, но его вежливость не скрывала некоторого презрения по отношению к ней. Хотя он писал статьи только для местных газет, он окончил Оксфорд и считал себя интеллектуалом. Фелисия не отрицала, что он был умен, сообразителен, но иногда излишне резок. В Оксфорде Пентекост поставил несколько любительских спектаклей и даже играл в университетском драматическом кружке. Сейчас он писал статью о Робби для журнала «Нью Стейтсмен».

– Робби, дорогой, – сказала Фелисия, – я должна поговорить с тобой об освещении в моих сценах.

Краем глаза она заметила быстрый взгляд, которым обменялись Робби и Пентекост, означавший: «О Боже, что еще?» Он напомнил ей такие же взгляды, которыми обменивались Робби и Рэнди Брукс, тайные, все понимающие, нетерпеливые.

– О нем позаботятся, – сказал Робби. – Я не могу все делать одновременно. – Он увидел выражение ее лица и тут же сменил тон. – Дорогая моя, – ласково успокоил он ее (как она ненавидела, когда ее успокаивали!), – обещаю тебе, что все будет хорошо.

Фелисия нетерпеливо топнула ногой.

– Половину времени я нахожусь в темноте, – возмущенно возразила она.

– Послушай, пока нет Филипа, я должен следить за всей постановкой, Лисия. Мы обязательно направим на тебя свет! Верно, Род?

– Верно, босс, – мрачно произнес осветитель. – Мы потом все проверим.

– Я хочу, что все проверили сейчас.

– Ну, было бы неплохо, если бы ты шла чуть медленнее, дорогая. Понимаешь, осветители не успевают за тобой.

– Я не собираюсь делать ничего подобного! Во всяком случае, – она кивнула в сторону Рода, – это не моя обязанность облегчать ему жизнь. Наоборот, это его работа держать меня в луче света, чтобы я не произносила свои слова к темноте. Мне кажется, я не прошу ничего из ряда вон выходящего.

– А мне это показалось неплохой идеей, – вмешался Пентекост. У него был хорошо поставленный голос с оксфордским выговором, однако в нем проскальзывали нотки

презрения и интеллектуального превосходства. – Знаете, у Комисарского «Макбет» очень мрачен, весь на таких рембрандтовских контрастах, очень впечатляющий, где леди Макбет как бы парит среди теней. Честно сказать, я думаю, что это пьеса не нуждается в ярком свете.

– Интересная мысль, – сказал Робби, на секунду закрыв глаза.

Фелисия удивленно смотрела на него, испуганная его странной реакцией. Она знала, что когда он был уверен в своих силах, никого не слушал, или вернее слушал, но не обращал на это никакого внимания. Он не нашел своего подхода к «Макбету», и теперь пробовал все, что ему предлагали – этим, видимо, объяснялся и его странный грим: он сделал себе густые накладные брови, длинную черную бороду, жидкие усы, как у китайского мандарина, острый нос, как у Филипа Чагрина, и завернулся в просторный клетчатый плащ.

Она сердито посмотрела на Пентекоста, пораженная тем, насколько ей неприятна его внешность. Несмотря на высокий рост, он выглядел очень по-детски, как будто был одним из худых, полуголодных товарищей Оливера Твиста из работного дома мистера Бамбла. [61] Жидкие светлые волосы Пентекоста были зачесаны назад, его большие уши оттопыривались, лицо было таким худым, будто он недоедал. Его внешность спасали лишь проницательные глаза – как раз подходящие для Яго, подумала она – и поразительно чувственные губы. Рукава и брюки его костюма были коротки, как у школьника, который слишком быстро вырос, но он носил его с непринужденной элегантностью, несмотря на то, что костюм был уже далеко не новый, и не особенно чистый. Фелисия не собиралась выслушивать наставления и советы этого школьника-переростка, как бы высоко Робби ни ценил его.

61

Персонажи романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста».

– Мне наплевать на Комисарского, – сказала она. – Я не буду произносить свои слова в кромешной тьме. Публика платит за то, чтобы видеть пьесу. И меня в ней.

И менее значительные мужчины, старше по возрасту и более влиятельные, отступили бы. Но Пентекост не моргнул и глазом.

– Да, – спокойно сказал он, – вы абсолютно правы. Добрые жители Манчестера захотят увидеть звезд, если они за это заплатили. И конечно, кто же откажется увидеть вас, мисс Лайл? В Манчестере и в лучшие времена было мало красоты. Я не думаю, что среди зрителей будет хоть одна душа, которая сможет даже на минуту оторвать от вас свой взгляд.

– Все будет зависеть от того, смогут ли они меня увидеть или нет.

– Понимаю. Но я думаю, что даже при самом тусклом свете вы будете сиять.

– Не трудитесь льстить мне, мистер Пентекост. Я слышала похвалы от более важных персон.

Фелисия повернулась к Робби.

– Неужели я требую слишком многого, когда прошу провести со мной репетицию и чтобы при этом паршивая пресса не стояла у меня за спиной? Я имею в виду, когда ты наконец снизойдешь до того, чтобы дать мне возможность репетировать!

У стоявших вокруг Робби людей разом перехватило дыхание. Трудно было бы найти где-то еще полдюжины мужчин, которые явно захотели одновременно исчезнуть – за исключением Пентекоста, которого эта перепалка забавляла и приводила в восторг, потому что он, без сомнения, фиксировал каждое слово.

Конечно, Фелисия знала, насколько люди могли быть преданы Робби, но это только подогревало ее гнев. Робби обожали все, включая самых простых рабочих сцены. Он имел «связь с народом», совсем как Генрих Пятый, обладал даром заставить всех почувствовать, что они являются самой важной частью постановки, что их проблемы интересуют его не меньше, чем его собственные – тогда как она была просто капризной звездой, требовательной голливудской стервой-богиней.