Идеальная жизнь
Шрифт:
— Ты пьешь! — воскликнула она, хватая бутылку.
Касси поставила ее в бар в противоположном конце комнаты и замерла, скрестив руки на груди, рядом с манежем, в котором агукал Коннор.
Алекс лениво улыбнулся.
— У Коннора есть бутылочка, и я решил, что тоже заслужил свою.
— Ты не был на групповом занятии в воскресенье! — решительно заявила она.
— Не был, — признался Алекс, лениво растягивая слова. — Занимался воскрешением своей карьеры. Своей репутации. Той, которую ты с такой легкостью разрушила. — Он встал и швырнул ей газету. — Завтрашний «Информер», pichouette. Оставили
Касси свернула газету и пробежала глазами по первой странице. «ЖЕНА АЛЕКСА РИВЕРСА ПОДСУНУЛА ЕМУ РЕБЕНКА-ПОЛУКРОВКУ». Дальше шел снимок из аэропорта, где Алекс обнимает ее. И еще один с Касси и Уиллом, когда он отводил ее в полицейский участок много месяцев назад, — в тот день, когда за ней приехал Алекс.
— Это же просто смешно, — сказала Касси. — Ты же в это не веришь?
Алекс обернулся так резко, что она выронила газету.
— Неважно, во что верю я, — ответил он. — Важно, что это увидит весь мир.
— Но это же не «Таймс»! — возразила Касси. — Все, кто читает эту газетенку, знают, что здесь пишут ерунду. — Она помолчала. — Мы подадим на них в суд. А деньги положим Коннору на счет.
Алекс схватил ее за руку.
— Они цитируют письмо, которое он тебе написал, оно лежит наверху. Утверждают, что ты собираешься встретиться с ним в Вашингтоне.
На мгновение Касси задумалась над тем, каким образом письмо Уилла, которое она тщательно спрятала в ящике для белья, стало достоянием общественности. Она была потрясена тем, что кто-то из прислуги продает ее тайны, но еще больше ее шокировало то, что Алекс опустился до того, чтобы рыться в ее письмах.
— Ты же не думаешь, что я от тебя уйду, не думаешь?
— Нет, — просто ответил он, — потому что я тебя прежде убью.
Касси почувствовала, каким тяжелым, давящим стал в комнате воздух, руки и ноги начали неметь. Она попятилась к стене.
— Алекс, — негромко сказала она, — ты только послушай себя! Посмотри на Коннора. — Она коснулась руки мужа. — Я люблю тебя. Я вернулась к тебе.
— Черта с два! — взвился Алекс, и его глаза потемнели. — Я за всю жизнь не отмоюсь от этого дерьма! Я могу собрать все награды мира, но все равно окружающие будут копаться в нашем грязном белье. Кто-нибудь обязательно станет пристальнее, чем позволяют приличия, смотреть на этого ребенка. Кто-то обязательно станет у меня за спиной называть тебя шлюхой. — Он схватил ее за плечи и швырнул на пол. — Этого никогда бы не случилось, если бы ты не ушла! — закричал он.
И Касси, хотя и откатилась в сторону, почувствовала, как Алекс пинает ее, бьет кулаками в висок, в плечо…
Когда все закончилось, она открыла глаза и посмотрела на манеж. Коннор, повернувшись к матери, к рыдающему над ней отцу, казалось, превратился в один сплошной нечеловеческий крик.
Алекс осторожно прикоснулся к Касси, и она встала. Из правого уха текла кровь, и она поняла, что ничего им не слышит. Она вынула Коннора из манежа и принялась утешать его, шепча ласковые слова, как раньше шептала Алексу. Она смотрела на своего пьяного, стоящего на коленях мужа, и понимала: сегодня впервые Алекс не просто вымещал на ней свою злость — она стала ее причиной. Что вся ее оставшаяся жизнь будет провисать между крепкими узелками страха. Что ее сын будет видеть, как отец избивает мать, и может вырасти таким же — у него не останется выбора.
Осознала, что Алекс не по своей вине не умеет хранить обещания.
Касси подошла к двери, распахнула ее и посмотрела на Джона, который задержал взгляд на крови, текущей у нее по лицу. Она развернула Коннора лицом к себе, чтобы он ничего не видел, и еще раз обернулась на Алекса, склонившегося над собственной бедой. И, как часто большинство привычных вещей становятся в один миг незнакомыми, муж больше не казался ей страдальцем. Он был жалок.
Она никогда не осознавала, что он знал о ее слезах. Раньше, когда подобное случалось, она дожидалась, пока Алекс уснет, и только потом давала себе волю. Она не издавала ни звука, но Алекс все равно слышал ее рыдания.
Он хотел к ней прикоснуться, но каждый раз, протягивая руку, чтобы преодолеть десять бесконечных сантиметров, которые их разделяли, не решался довести дело до конца. Он первым обидел ее. И если она оттолкнет его, потому что, в конце концов, всему есть предел, он сломается.
— Касси, — прошептал он. Комната наполнилась тенями. — Скажи, что ты не уйдешь.
Она молчала.
Алекс сглотнул.
— Завтра я пойду к доктору Пули. Отложу съемки фильма. Господи, ты же знаешь, я на все готов!
— Знаю.
Он повернул голову на ее голос, ухватившись за это слово, как за спасательный круг. Он видел только серебристые ручейки слез на ее щеках.
— Я не могу тебя отпустить, — срывающимся голосом произнес он.
Касси посмотрела на мужа. Ее глаза сверкали, как у привидения.
— Не можешь, — спокойно подтвердила она.
Она вложила свою ладонь ему в руку, соединив их этим прикосновением. И только тогда Алекс дал волю слезам, таким же тихим, как слезы Касси. Он утешался тем, что ненавидит себя больше, чем его ненавидит Касси. В наказание он, прежде чем заснуть, вызвал в памяти опустошенные лица отца, матери, жены и сына — всех, чьи ожидания он не оправдал.
На этот раз она не стала сдерживаться. Даже зная, что лежащий рядом Алекс не спит, она плакала. И дело было не только в том, чтобы уйти, как думал Алекс. Речь шла о свободе. Она могла уйти от мужа, но не стать свободной, как это произошло, когда она уехала в Южную Дакоту, чтобы родить Коннора. Чтобы по-настоящему порвать с прошлым, она должна заставить Алекса страдать так же, как страдает она. Муж не может ее отпустить — никогда не отпустит! — пока она не поступит так, что он начнет ее ненавидеть. Поэтому она вынуждена сделать то, чего старательно избегала делать эти четыре года, — стать одной из его обидчиков.
Касси пыталась убедить себя, что если она на самом деле печется об Алексе, то должна с ним порвать, потому что своим молчаливым согласием быть куклой для битья, на которой он вымещает злость, делает только хуже. Это совсем не означает, что он ей больше не нужен. И уж точно не означает, что она его разлюбила. Алекс был прав, когда утверждал, что они созданы друг для друга, только в какой-то нездоровой, извращенной форме.
Она вспомнила, как Алекс стоял на крыльце в Пайн-Ридж и уверял, что она его частичка. Вспомнила, как он обхватил ее ладони, когда они ловили рыбу руками в ледяном ручье Колорадо. Вспомнила, как сидела рядом с ним, наблюдая за парой львов в Серенгети. Вспомнила его вкус, его прикосновение, тяжесть его тела, когда он прижимался к ней.