Идеальная жизнь
Шрифт:
Он позвонил электрикам, но ему удалось только оставить свой адрес и сообщить о возникшей проблеме на голосовую почту. Одному Богу известно, когда до электриков дойдет эта информация. Поэтому он полез в кухонный шкаф за свечками — уродливыми красными свечками в форме яйца, которые в прошлом году подарила ему на день рождения бывшая подружка. Четыре свечи он отнес в гостиную и зажег спичками, которые оказались в кармане.
Когда солнце стало клониться к закату, на Уилла легла тень. В тишине тревожно зашевелилась бахрома на лекарственном узелке, висящем у него над головой. Уилл прислушался к биению собственного пульса. Не оставалось ничего другого,
Горничная Элизабет внесла в спальню чемодан, который был больше, чем она сама.
— Дамскую сумочку тоже будете брать?
Касси не знала.
— Наверное, — ответила она, и служанка тут же повернулась к двери. — Подожди, — смущенно окликнула ее Касси. — Не могу найти платяной шкаф.
Элизабет улыбнулась и прошла через спальню в небольшой коридорчик, ведущий в отделанную зеленым мрамором ванную. Там она прислонилась плечом к стене, и Касси с изумлением увидела, что обои сдвинулись с места и за ними оказался потайной шкаф.
— Ваш, — указала Элизабет, потом проделала то же с другой стороны. — Мистера Риверса.
Она вышла из спальни, оставив удивленную Касси таращиться на ряды свитеров, блузок и мехов, которые принадлежали ей. Шкаф был больше квартиры домоправительницы в их апартаментах. Касси еще никогда не видела такого количества одежды в одном месте.
Она начала доставать из ящиков вещи, которые, как считала, должна взять с собой: удобные водолазки и хлопчатобумажные кардиганы, белье и бюстгальтеры, небольшую стеганую сумку для косметики. Она хотела взять коробку с мокасинами, которая стояла в самом низу, но подумала, что не сможет достать ее, пока не снимет верхние, и чуть выдвинула коробку, пытаясь достать мокасины из-под крышки. Но опора не выдержала, и содержимое шкафа посыпалось вниз.
Сидя на груде белья, высоких каблуков и спортивных курток, Касси чуть не проглядела крошечное отделение. Она надавила, и защелка открылась. Это был очередной тайник, открывающийся по тому же принципу, что и сам шкаф. Тайник был небольшим — размером с хлебницу. Касси задумалась: неужели она хранила там свои драгоценности?
Внутри лежало несколько романов в мягком переплете, из тех, что притягивают взгляд к обложке изображением полуобнаженной женщины со склонившимся над ней пиратом, из тех книг, за чтением которых невозможно застать антрополога. Касси громко засмеялась. Неужели это страшная тайна? А что же хранит в своем шкафу Алекс? Эротические журналы?
Она достала несколько книг и перечитала названия. «Спаси меня еще раз», «Огонь и цветок», «Обжигающее пламя любви». Возможно, ее заставил их спрятать Алекс. Негоже, чтобы публика узнала, что жена ведущего американского актера в свободное время читает подобные романы.
За стопкой книг была спрятана коробочка. Касси тут же узнала ее. Розовая обертка разорвана, внутри один из двух запаянных в фольгу тестов. «Первый ответ». Использовать в первый день задержки менструации.
Она выглянула из шкафа в великолепную зеленую спальню. Она ясно видела себя, наклонившуюся над раковиной, ожидающую положенные три минуты. Она вспомнила, как маленькие розовые круги карабкались вверх от тампона, который прилагался в комплекте. «Розовый — беременна. Белый — не беременна». Она плакала над раковиной, схватившись руками за золотые крепежи, удивляясь тому, насколько холодным может быть настоящее золото.
Касси опустилась на груду упавшей одежды — одежды, которую купил для нее Алекс, одежды, которая соответствовала внешним атрибутам подобной
Это произошло в тот вечер, когда Алекс должен был лететь в Шотландию, на съемки на натуре, и пребывал в одном из своих ужасных настроений. Она научилась узнавать его по глазам: чем темнее они становились, тем дальше от мужа ей следовало держаться. С последнего раза прошло уже несколько месяцев. Она должна была предвидеть.
За ужином Алекс, не переставая, барабанил ножом по краю стола. Это был глухой надоедливый звук о скатерть, и сердце Касси билось в унисон.
— Как сегодня все прошло? — спросила она.
Алекс стукнул вилкой о край тарелки.
— Превышаем бюджет, режиссер идиот, а идет только первая неделя съемок. — Он взъерошил волосы. — Спасибо, что спросила.
Касси села на стул и сосредоточилась на том, чтобы держать рот на замке и вести себя как можно тише. Сегодня она узнала о ребенке, и ей хотелось сообщить об этом Алексу до его отъезда, но, наверное, пока не время. Нужно дождаться подходящего момента. Она должна заставить его понять, что это не пустая трата времени, это изменит их жизнь. Это даст им второй шанс.
Алекс отодвинул свой стул.
— Мне нужно собрать вещи. Осталось меньше часа.
Касси посмотрела на его тарелку, полную еды, к которой он придирался, но почти не прикоснулся.
— Я сделаю тебе в дорогу бутерброд, — сказала она, но Алекс уже вышел из комнаты.
За три года с того момента, как все началось, Касси уже овладела искусством не попадаться Алексу под руку. В конце концов, дом большой, прислуга на ночь отпущена, никто не удивится, если она пойдет в свою лабораторию в три часа ночи или решит почитать до рассвета в библиотеке. Но в тот вечер внутреннее чутье ее подвело: она слишком много времени провела, рисуя в воображении образ мальчика с серебристыми, как у Алекса, глазами. Она пошла в свою спальню, села на середину кровати, откуда и наблюдала за сборами Алекса. Она смотрела на мужа, а видела своего ребенка.
— Хочешь, я соберу для тебя бритвенные принадлежности?
Алекс покачал головой. Тогда она потянулась за свитером, который он бросил в спальне.
— Я сложу, — предложила она и начала складывать рукав к рукаву, но Алекс перехватил ее руку.
— Я сказал, я сам, — пробормотал он.
Что-то разъедало Алекса изнутри, и это что-то поселилось в нем задолго до их встречи. Именно поэтому он и стал превосходным актером, хотя никто в мире этого не знал. Они видели боль, но после того, как Алекс прятал ее за поступки очередного героя. Одна Касси видела его, когда его открытые глаза становились невидящими. Одна Касси прижимала руки к его груди и чувствовала, как его кожа растягивается над сердцем, раздутым от бешенства.