Идеальное погружение
Шрифт:
Контуры темного корпуса субмарины медленно проявляются сквозь мутноватую воду. Подплываем ближе. Перед нами открывается неприятная глазу картина изувеченной взрывами кормовой части подлодки проекта 877 «Палтус». Сомнений не остается — это «Белозерск».
Жуткое зрелище. Мне никогда не нравилось «любоваться» смертельными ранами кораблей. Надводных или подводных — без разницы. Что может быть отвратительнее вида рваных пробоин или подробного поперечного силового набора корпуса на месте его разлома? Пожалуй, только вид изуродованной человеческой
Останавливаемся напротив огромной пробоины в шестом отсеке. Даю знак Михаилу продолжать наблюдение за обстановкой вокруг. И мы с Георгием приступаем к внешнему осмотру…
Лопасти единственного гребного винта погнуты. Половина кормового вертикального стабилизатора вместе с рулем направления отсутствуют — вероятно, утеряны при ударе о грунт. Правый горизонтальный руль оторван тем же взрывом, которым уничтожен последний, шестой отсек с электромоторами экономического хода и резервной силовой установкой.
Вторая пробоина на несколько метров ближе к носу. Часть металла вырвана, а края обшивки вокруг дыры вогнуты внутрь. Это красноречиво указывает на мощный взрыв, произошедший снаружи легкого корпуса. Взрывом полностью разворочен пятый отсек.
Заглянув внутрь, мы освещаем фонарями то, что осталось от приводов кормовых рулей, от баллонов системы ВВД, от гребных электродвигателей. Повсюду торчат порванные трубопроводы и пучки проводов, искореженные механизмы и элементы силового набора, листы обшивки прочного и легкого корпусов. В смешанной с соляркой и маслом воде плавают трупы подводников…
«Торпеда», — сигнализирует Жора.
«Две», — уточняю я.
«Пошли внутрь?»
Вешаю панель на изогнутый лист металла у края пробоины. Устюжанин передает Михаилу второе ружьишко — нам оно внутри корпуса лодки не понадобится.
Показываю два пальца и очерчиваю круг. Это означает, что мы уходим на двадцать минут.
«Понял, — кивает Жук. — Удачи…»
Забравшись в пятый отсек, сразу поворачиваем вправо. Здесь нам делать нечего. Прибыв на борт субмарины, профессор Иванцов, скорее всего, находился на центральном посту или в каюте жилого отсека, куда его определил командир. Среди погибшей вахты пятого отсека он быть не может.
Переборочная дверь снесена взрывной волной. Заходим в четвертый — дизель-генераторный отсек. Полный хаос. Сорванный с фундамента дизель, искореженные вспомогательные механизмы, разбросанный инструмент, порванные трубопроводы, части изуродованных человеческих тел… Из дыры в полу выплывают желто-коричневые «амебы» солярки, полный запас которой на «Белозерске» составлял сто семьдесят две тонны. В конце похода ее, конечно, оставалось меньше. Однако и остатков хватает, чтобы сделать воду абсолютно непрозрачной. Лучи фонарей нащупывают переборку, отделяющую нас от жилого отсека. Двери тоже нет. Стало быть, волна докатилась и сюда.
Третий отсек. Он трехпалубный. На двух верхних расположены жилые помещения экипажа, нижняя палуба занята второй группой аккумуляторной батареи. Первое, что бросается в глаза, — тела подводников. Много тел без видимых механических повреждений, плавающих в коридоре между открытых кают. Я допускаю, что эти люди погибли не мгновенно и в последние секунды своей жизни повыскакивали из кают. Тем не менее представшая перед нами картина настораживает.
Поиски Иванцова решаем начать с центрального поста. Проходим дальше. Следующая переборочная дверь уцелела и просто болтается на погнутых петлях.
Во втором отсеке почти идеальный порядок. Это указывает на то, что, дойдя до центрального поста, взрывная волна заметно ослабла. И здесь под потолком находим несколько трупов.
Обычно во время движения субмарины на ЦП несут вахту не менее пяти человек: командир, вахтенный офицер, штурман, механик и боцман на рулях. Помимо этих людей, в отсеке может находиться старший помощник, а также вызванные для доклада командиры боевых частей.
Мы насчитали пятерых. Восстановив в памяти цветной портрет мужчины лет сорока пяти с худощавым лицом, я осматриваю трупы… Человека с прямым носом, тонкими губами и чуть раздвоенным подбородком среди них нет. Возвращаемся в жилой отсек…
Пока Георгий проверяет каюты, я последовательно осматриваю тела погибших членов экипажа… Иванцова нахожу спустя минуты три-четыре. Во-первых, его лицо с правильными чертами невозможно спутать с другими. Во-вторых, он не успел (или не захотел) переодеться в морскую робу и оставался в простенькой гражданской одежде: хлопчатобумажные брюки, футболка и легкая ветровка.
«Нашел?» — спрашивает появившийся Жора.
«Да, вот он. А что у тебя?»
«Все каюты пусты».
«А командирская?»
«Последняя по левому борту. Тоже пустая».
«Ничего похожего на вакцину не нашел?»
«Нет».
«Пошли посмотрим…»
Устюжанин, как, впрочем, и все остальные члены моей команды, знаком с поставленной задачей и понимает: если профессор мертв, стало быть, мы должны отыскать вакцину и записи технологии ее получения. Где может храниться это добро? Скорее всего, в каюте командира подлодки. А именно в его бронированном водонепроницаемом сейфе.
Жора освещает фонарем дверку сейфа. Я колдую с кодом наборного замка…
Ни черта не получается. Дверка туго сидит в пазах и не откликается на мои попытки справиться с замком. Комбинация состоит из шести цифр, и в попытках найти искомую мы рискуем потратить полжизни.
«Бесполезно, — в растерянности оглядываю каюту. — Тут нужен либо газовый резак, либо заводской пресс. Другим способом добраться до содержимого сейфа не получится».
В надежде, что цифры шифра могут быть зафиксированы в каких-то бумагах или блокнотах, мы роемся в личных вещах погибшего командира. Обыскиваем рабочий столик, полки над ним, карманы форменной одежды, плавающей внутри шкафчика…