Идеальность
Шрифт:
Иногда во сне появлялась Настя, и Лера просыпалась, вздрагивая. Сон быстро рассеивался, приходило настоящее — старая больничная палата на четыре места, круглый телевизор на подоконнике, потрескавшаяся штукатурка, запахи лекарств, варёной курицы, солёных огурцов, фонарный свет сквозь занавески, шум машин, разговоры из коридора и бубнение радио у соседки слева.
Реальность была так хороша, так стабильна, что Лера радовалась каждому короткому пробуждению и не хотела проваливаться обратно в вязкую темноту сна. Он попросила принести ей сонник. Читала, как
У койки то и дело появлялись знакомые и незнакомые лица.
Открыла глаза: пожилой врач много говорил, не ожидая ответов. Что-то про трудное восстановление, сон и операции.
Открыла глаза: двое молодых людей устало задавали вопросы про Нату и Лизу, про умершую дочь, наркотики и таблетки, про рецептуру, место работы, дом Риммы Ивановны Бельгоцкой и про отношения с родным дядей. Лера пыталась ответить, но не могла, сил не хватало. Ей в руку вкладывали карандаш, но она с трудом выводила буквы и за целую вечность написала лишь несколько слов дрожащим почерком.
Снова открыла глаза: Вадик сидел молча и улыбался. Он держал Леру за ладонь, гладил волосы, шептал разные слова, смысл которых иногда терялся в эмоциях. Лере хотелось расцеловать Вадика, прижаться к нему, потереться щекой о его щетину, но не было сил даже улыбнуться как следует. В голове постоянно шумело: шум приходил волнами, иногда становился чуть тише, а иногда вытеснял все остальные звуки. Левый глаз вращался в глазнице, но ничего не видел. Он был укрыт плотной повязкой. Лера разглядывала Вадика и хотела, чтобы он не растворился после её следующего сна. Хотела, чтобы Вадик вернулся.
Чаще всех рядом оказывалась мама. Она переехала в квартиру Леры на время, приходила в палату каждый день, приносился еду, свежую одежду, лекарства. Мама постоянно плакала, и это было невыносимо. Лера не могла утешить — не сейчас — и сбегала в сны, лишь бы больше не видеть слёз.
Потом прикатил Пашка. Инвалидное кресло совсем ему не шло. Пашка сидел с таким видом, будто оказался в нём по недоразумению. Он презирал больницы и явно хотел выбраться отсюда как можно быстрее.
— Паршиво выглядишь, — сообщил Пашка вместо приветствия.
Она только шевельнула плечом, не в силах выразить радость.
Пашка гладко побрился, где-то раздобыл потёртый военный камуфляж, но всё равно был в тапочках на босую ногу и с марлевой повязкой, закрывающей нижнюю половину лица.
— Я как только смог передвигаться, сразу к тебе рванул, — продолжил Пашка. — Меня не пустили. Неделю околачивался рядом, выжидал. Курить хочется — закачаешься. Я бы почку продал за сигарету. А на улицу не пускают, сволочи.
— Как ты выжил?
— Тебе ещё никто ничего не рассказывал?
Она слабо мотнула головой. Её не хотели беспокоить.
— Проявил чудеса героизма, — сказал Пашка. — Это если кратко. Я два дня провалялся в подвале той самой писательницы.
Он рассказал о том, как выбрался из подвала и дозвонился до Вадика. Вадик и отец Наты приехали за ним через полчаса. Тут же втроём рванули к Лизе, обнаружили запертую дверь и отключенные телефоны. Лера и Ната тоже пропали.
Там же, на лестничном пролёте у двери в Лизину квартиру, Вадик принялся рыскать в записях Бельгоцкой, пытаясь найти хоть какую-нибудь информацию по ключевым словам. И таки нашёл.
Выяснилось, что Ната поделилась с Риммой Ивановной планами мести. Сначала Ната хотела довести Леру до нервного срыва, путём возврата в прошлое — все эти пьяные вечеринки, назойливые репортёры, блогеры. Она искала способ подобрать ключи от Лериной квартиры и заменить её лекарства на пустышки. Срывы Леры должны были широко освещаться в интернете, чтобы привлечь внимание. После этого Лера должна была пропасть. Скорее всего — в лесу. Это было бы символично и понятно широким масса, Лера как бы возвращалась в прошлое, к отцу, и навсегда исчезала в мохнатых лапах елей и сосен. А чтобы исчезновение прошло успешно, Ната выкопала глубокую яму в глубине леса.
Ната размышляла, закопать и Леру ещё живой, или сначала сжечь её, а уже потом завалить землёй сгоревший труп. Видимо, склонялась ко второму варианту…
…Когда Вадик дочитал до этого момента, всем стало ясно, что дела плохи. Василий Ильич распорядился отправить своих людей прочёсывать лес вокруг дач. Пашку повезли в больницу, и следующие несколько дней он помнил, как в тумане.
— Меня зашивали! — гордо сообщил Пашка, показывала белоснежные бинты, опоясывающие плечо и пояс. — Считай, боевые ранения!
Поиски в лесу длились всю ночь. Сначала обнаружили Лизу — она сидела у ручья, окровавленная, с лопатой в руках. Увидев приближающихся людей, начала размахивать лопатой и кричать: «Вам не сюда! Вам не сюда! Все самое интересное в лесу! Идите по меткам!». Позже выяснилось, что у Лизы сильнейшее сотрясение мозга. Она не могла подняться, потому что при малейшем движении начинала кружиться голова и постоянно тошнило. Произошедшее ночью она помнила урывками и поначалу рассказывала, что на неё набросился бывший муж и хотел изнасиловать, но потом сгорел, не затушив сигарету.
Нату и Леру нашли уже на утро.
Тут Пашка замялся, не зная, видимо, как бы поделикатнее рассказать. Подробности он явно знал.
— Не томи, — шепнула Лера. Она ничего не помнила с того момента, как раздался второй выстрел. Ей до сих пор казалось, что пуля угодила в голову и застряла где-то под левым глазом.
— Нашли ещё и Настю, — сказал Пашка.
Лера кивнула, давая понять, что это-то как раз хорошо помнит. Тогда он продолжил.
Ната лежала у ямы, наполненной водой. Рядом валялся пистолет. Правая половина лица Наты была обожжена — выстрел пришёлся вплотную, когда ствол пистолета был прислонён к щеке Наты. В ключице торчал нож, воткнутый наполовину. Лезвием он упёрся в кость и поэтому дальше не прошёл. Ната была без сознания и потеряла много крови.