Идеальный шпион
Шрифт:
— Ты ведешь себя нелепо, — заметила она раздраженно.
— Нелепа сама ситуация, а с минуты на минуту прибудет Найджел, чем усугубит нелепость. Что же послужило причиной? — Он открыл еще один ящик.
— Причина — в отце. Если уж говорить о ситуации.
— Чей это фотоаппарат?
— Тома. Но мы все им пользуемся.
— В доме есть другие аппараты?
— Нет. Когда Магнусу нужен аппарат, он берет его в посольстве.
— И сейчас такой аппарат есть поблизости?
— Нет.
— Может быть, причина в отце, а может,
Он изучал устройство аппарата, вертел его в своих больших руках, словно речь шла о покупке.
— У нас не бывает размолвок, — сказала она.
Он поднял на нее проницательный взгляд.
— Как это вы ухитряетесь?
— Он не дает поводов ссориться.
— Зато ты даешь. Ведь ты настоящий дьявол, когда разойдешься.
— Теперь уже нет.
— Ты незнакома с его отцом, верно? — сказал Бразерхуд, прокручивая пленку в фотоаппарате. — Помнится, была в их отношениях какая-то загвоздка.
— Они разошлись.
— Ах да.
— Без всяких драм. Просто отдалились друг от друга. Уж такая это семья.
— Какая?
— Где каждый сам по себе. Они люди деловые. Магнус говорил, что он позволил родственникам влезть в его первую женитьбу и что одного раза вполне достаточно. Мы этой темы почти не касались.
— И с Томом не касались?
— Том — ребенок.
— Том — последний, с кем виделся Магнус перед своим исчезновением, не считая швейцара в клубе.
— Так арестуй его, — резко парировала Мэри.
Кинув пленку в свой пакет, Бразерхуд занялся маленьким транзистором Магнуса.
— Это ведь нового образца, с короткими волнами, да?
— Наверное.
— Он брал его с собой, когда уезжал, правда?
— Брал.
— И слушал регулярно?
— Если он, как ты однажды сказал, даже до Чехословакии добирался в одиночестве, было бы просто странно, если б он даже радио не пользовался.
Бразерхуд включил транзистор. Мужской голос по-чешски читал последние известия. Невидящими глазами Бразерхуд уставился в стену напротив и замер так на несколько минут, которые показались Мэри часами. Затем он выключил транзистор и опустил его в пакет. Он покосился в сторону незанавешенного окна, но заговорил лишь после некоторой паузы.
— Тебе не кажется, что в окнах у нас слишком много света для такого времени суток, а, Мэри? — рассеянно произнес он. — Мы подаем повод соседям посудачить, разве не так?
— Им известно, что умер Рик. И что для нас все перевернулось.
— Не очень-то рассчитывай на это.
«Я ненавижу его. И всегда ненавидела. Даже когда он соблазнил меня и провел по всем кругам блаженства, а я плакала и благодарила его — все равно я его ненавидела!»
— Расскажи мне о той ночи, — говорил он. Он спрашивал про ту ночь, когда им сообщили о смерти Рика.
Она рассказала ему все в точности так, как прорепетировала.
Он обнаружил встроенный шкаф и занялся теперь выношенным пальто из верблюжьей шерсти, висевшим между курткой Тома и дубленкой Мэри. Он рылся в карманах пальто. Сверху доносился равномерный, размеренный шум. Он вытащил из кармана грязный носовой платок и полтюбика мятных конфет.
— Ты меня дразнишь, — сказал он.
— Пусть так — дразню.
— Два часа в такой снег в легких туфлях? Поздно ночью? Братец Найджел решит, что я сочиняю. Да что он делал в них?
— Шел.
— Куда, дорогая?
— Он мне не докладывал.
— А ты спрашивала?
— Нет, не спрашивала.
— Тогда откуда ты знаешь, что он не взял такси?
— У него не было денег. Бумажник и кошелек для мелочи остались наверху в гардеробной — вместе с его ключами.
Бразерхуд водворил на место платок и мятные конфеты. А в карманах у него денег совсем не было?
— Нет.
— Почему ты так уверена в этом?
— В таких вещах он очень аккуратен.
— Может быть, заплатили те, к кому он ехал?
— Нет.
— Может быть, кто-нибудь подвез его?
— Нет.
— Почему нет?
— Он любит ходить пешком, а тут еще он был в шоке. Он потерял отца, пусть даже и нелюбимого. Ему надо было постепенно осознать это. Преодолеть шок. Вот он и отправился.
«Когда он вернулся, я обняла его, — вспомнила она. — Я почувствовала холод его щеки и как содрогается его грудь, почувствовала, даже сквозь пальто, что он мокрый от пота после своей ходьбы. И сейчас, как только он вернется, я опять обниму его».
— Я сказала: «Не уходи. Не сегодня. Напейся. Хочешь, выпьем с тобой вместе». Но он ушел. И опять у него стал такой вид…
Она пожалела, что произнесла это, но в какую-то минуту она вдруг рассердилась на Магнуса — не меньше, чем на Бразерхуда.
— Какой же вид, Мэри? «У него стал такой вид» Какой же? Я что-то не улавливаю.
— Неприкаянный. Словно у актера без роли.
— Роли? Его отец заболел и умер, и у Магнуса не оказалось больше роли? Что за бред ты несешь?
«Он затягивает петлю, — думала она, намеренно не отвечая на его вопрос. — Еще минута, и я почувствую на себе его властные руки, и я безвольно откинусь на спину и дам всему произойти, потому что не могу больше придумывать отговорки!»
— Спроси Гранта, — сказала она, желая уколоть его. — Он всегда готов к психологическим изысканиям. Он разберется.
Они перебрались в гостиную. Он ждал чего-то. Она тоже ждала. Ждала Найджела, Пима, телефонного звонка. Ждала, что сверху спустятся Фергюс и Джорджи.
— Ты не слишком этим злоупотребляешь, а? — спросил Бразерхуд, наливая ей еще виски.
— Да нет, конечно. Когда я одна, я почти не пью.
— Вот и не пей. А то недолго и втянуться. И при братце Найджеле — ни слова. Могила. «Да, Джек»?