Идефикс. Пакт о самосожжении
Шрифт:
– Молодец… – нараспев произнес он, представив, насколько жалко со стороны выглядел его побег.
Дело было не в страхе. Черта с два он боялся зазнавшегося тинейджера, ослепленного родительской чековой книжкой. Рядом с Настей он чувствовал себя неискушенным подростком, с трудом не только контролируя свои эмоции, но испытывая серьезные проблемы в понимании их природы. Появление девушки в его жизни казалось каким-то надуманным, будто судьба целенаправленно толкнула их навстречу друг другу, не оставив свободы выбора. Это с одной стороны вызывало у него улыбку, с другой – оставляло в душе натянутое напряжение, точно мистическое предчувствие,
Спрятавшись в салоне машины от посторонних взглядов и убедившись, что город потерял его из виду, Данил осмелился вновь взглянуть на купленное кольцо. Поймав свет, оно заискрилось множеством ровных идеальных граней, точно миниатюрная звезда. Камень был небольшим, но благодаря правильной огранке смотрелся выигрышно.
Обычно мужчина не принимал столь спонтанных решений, и теперь, неторопливо двигаясь в сторону дома в плотном утреннем трафике, начал сомневаться в дорогостоящей покупке. Нужные слова никак не приходили на ум, а рассчитывать на импровизацию в этом вопросе ему не хотелось.
Это должно было стать событием или скромное предложение руки и сердца один на один ценилось равнозначно? Следовало произнести речь или размер камня в помолвочном кольце был достаточно многословным? И самое главное, подходящее ли время он выбрал для этого? Последнее время их ссоры сменяли друг друга с заядлой периодичностью. Неужели таким образом он пытался избавить себя от дальнейшего выяснения отношений?
Припарковавшись, Данил еще какое-то время не выходил из машины, выключив радио и прислушиваясь к возникшей в салоне тишине, точно надеясь расслышать в ней правильные ответы. Но лишь сильнее нервничал, доводя себя до исступления возможными «если».
Практически бесшумно мужчина поднялся на пятый этаж, без единого звука повернув ключ в замке. Вика наверняка еще спала, и ему пока не хотелось будить ее. Их жизненные ритмы не совпадали, но они научились уживаться друг с другом, но высыпаться рядом оказалось большей проблемой. Вику раздражали его ранние подъемы и агитация на спортивную разминку, его – работающий по ночам телевизор и хруст чипсов, на крошках от которых, к тому же, было больно спать.
Но квартира, на удивление, совсем не походила на сонное царство. Уже в коридоре до мужчины донеслась приглушенная музыка, что-то очень мелодичное и текучее. От неожиданности Данил даже замер, прислушиваясь, но не различая никаких других звуков, кроме плавного успокаивающего мотива, который манил в полумрак спальни. Подойдя ближе, он уловил сладковатый запах благовоний, в котором смешивался терпкий цветочный аромат и тепло специй.
Плотные темные шторы были задернуты, не пропуская ни единой искры солнечного света, вместо этого по обе стороны от широкой кровати горели настенные бра, давая слабое оранжевое свечение, приглушенное глубокими тенями. Вика полулежала на боку на шелковом багряном покрывале, опершись на локоть, и выжидательно смотрела на застывшего в дверном проеме мужчину. Ее обнаженное тело прикрывал лишь небольшой отрезок полупрозрачного кружева, очевидно при покупке названный ночной сорочкой. Стройные ноги были скрещены в лодыжках, голова слегка наклонена назад, обнажая длинную лебединую шею.
– Мне зайти позже? – улыбнулся Данил, весь в предвкушении. – Или твоего парня еще долго не будет?
Девушка соблазнительно улыбнулась, плавно повернувшись на живот, отчего ткань поползла вверх, обнажая едва заметную
– А что, риск того не стоит?
Данил нервно сглотнул, ощутив, что в горле пересохло. В комнате было жарче, чем на улице, и мужчина, не раздумывая, начал расстегивать пуговицы на рубашке, стараясь как можно скорее избавиться от одежды.
– Это считать за «да»? – рассмеялась Вика, увидев его спешку. – Я знала, что ты не устоишь.
– Ты слишком хорошо меня знаешь.
До той секунды, когда он, наконец, накрыл ее разгоряченное тело своим, а их губы слились в жестком голодном поцелуе, Данил и не понимал, насколько скучал по этому. Насколько скучал по Вике.
Девушка тихо застонала, когда его губы переместились вдоль ее скулы к шее, то покоряя запредельной лаской, то неожиданно сменяясь властными жадными укусами. Ее руки точно бабочки скользили по его обнаженной спине, в моменты острого возбуждения, замирая на плечах и выпуская когти.
В этот раз Данил не мог быть нежным, хоть и отчаянно старался смягчить свои сексуальные порывы. Но тонкое кружево сдалось под его натиском, их же примеру последовали и трусики – точно одноразовые, рассыпавшись в руках ненужным тряпьем. От тяжелого частого дыхания кружилась голова, словно в своей ожесточенной борьбе они вытеснили из комнаты весь воздух. Вика отчаянно билась под ним, в попытке взять контроль и оказаться сверху, но Данил не собирался позволять ей такой роскоши, яростно удерживая против кровати, сжав тонкие запястья в своих руках и все сильнее вдавливая хрупкое тело в мягкий матрас.
С каждой секундой они оба становились все больше животными и все меньше людьми, жадные до ласки, которая все чаще тесно граничила с болью. Потеряв все, кроме способности чувствовать – только горячие вздохи и монотонные стоны, крепко сплетенные в одну примитивную мелодию.
Ногами Вики крепко обхватила талию Данила, удерживая и подгоняя. Натянувшись струной, она выгнулась под ним, вновь и вновь повторяя его имя, сколько хватало дыхания, в итоге снисходя до неразборчивого бормотания.
Мужчине потребовалось чуть больше времени. Он спрятал голову в изгибе ее шеи, вдыхая пряный аромат разгоряченной кожи, вслушиваясь в частые тяжелые вздохи девушки, наконец, замирая, когда выматывающее напряжение сменилось желанным освобождением.
Данилу не хотел разрывать объятий, но когда девушка пошевелилась под ним, слегка толкнув в плечо, ему нехотя пришлось перекатиться на спину, утянув Вику за собой. Какое-то время они лежали молча, пока сбившееся дыхание не выровнялось. Лишь через несколько минут тишину нарушил хрипловатый голос девушки:
– Повторим?
7
Следующая неделя, резко сменив темп, пронеслась мимо практически незамеченной. Было ли дело во вновь нависшей над ними рутине семейной жизни, безжалостно обезличившей каждый новый день, или, наоборот, безграничном счастье, которое погрузило их в состояние эйфории, стерев четкие границы времени. Данил даже сам не заметил, как оно замкнулось, зациклившись на одном и том же повторяющемся дне – летней душащей жаре, унылой однообразной работе и каких-то вечерних телешоу перед сном. Даже попытка изменить порядок вещей и разнообразить их совместный досуг походом в ресторан или кинотеатр, выглядела довольно жалко. Наверное, это называлось «размеренной жизнью» и относилось к тем вещам, к которым стоило стремиться.