Идентификация Борна
Шрифт:
– Полагаю, что вы меня не поняли. Я могу понести серьезные убытки, если не попаду в свою контору к восьми утра. Я могу щедро заплатить.
– У вас действительно проблемы, месье?
– Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы одолжить мне автомобиль, ну, скажем… за тысячу, нет, даже за полторы тысячи франков.
– Пятнадцать сотен, месье? – глаза клерка расширились. – Наличными?
– Конечно! Мой компаньон вернет его завтра вечером.
– Вовсе не обязательно так спешить, месье.
– Прошу прощения, но я действительно не знаю, как мне поймать такси
– Я не знаю, где достать такси, месье, – прервал его клерк, – но, с другой стороны, мой «Рено» еще очень хорошая машина, и хотя она далеко не новая и не самая быстроходная, но вполне работоспособная, даже, можно сказать, еще достойная того, чтобы называться автомобилем…
Хамелеон сменил расцветку, превращаясь в того, кем он не был. Но теперь он знал, кто он есть на самом деле, и старался этого не забывать.
Светало. Но уже не было теплой комнаты в сельской гостинице, не было обоев, испещренных причудливым узором первых солнечных лучей. Первые лучи солнца, пробивающиеся с востока, сейчас освещали поля и холмы, окружавшие со всех сторон прямую как стрела дорогу.
Три недели назад в Швейцарии он начинал рассказ о себе словами: «Моя жизнь началась пять месяцев назад на маленьком острове в Средиземном море, который называется Порт-Нойра».
Теперь он начинал его с краткого заявления: «Я известен как Кейн».
Он рассказал все, не пропуская ни малейших деталей, которые только мог припомнить, включая и всевозможные картины, возникающие в его воображении, когда он разговаривал с Жакелиной Лавьер в ресторане «Арженталь». Имена… происшествия… города… и… убийства.
«Медуза».
– Все сходится. Нет ничего, чего бы я не знал, и нет больше ничего в моей памяти, что я пытался бы прояснить. Это правда.
– Это правда, – повторила Мари.
Он внимательно взглянул на нее.
– Мы были неправы, неужели ты не видишь?
– Возможно. Но в то же время и правы. Ты был прав, я тоже была права.
– Относительно чего?
– Насчет тебя. Я вновь хочу это сказать, рассуждая спокойно и логично. Ты рисковал своей жизнью ради меня, еще совершенно меня не зная, и это не похоже на поступок человека, которого ты только что мне описал. Если этот человек и существовал, то очень непродолжительное время. – Она закрыла глаза, но свою речь контролировала. – Ты сам это сказал, Джейсон. «То, что человек не может запомнить, этого для него не существует». Может быть, это было всего лишь то, с чем ты столкнулся. Ты можешь начать свои рассуждения отсюда?
Борн кивнул. Страшный, но неизбежный момент наступил.
– Да, – проронил он, – но один. Без тебя.
Мари выронила сигарету. Ее руки дрожали.
– Я поняла. Это твое решение, да?
– Так должно быть.
– Ты хочешь героически удалиться, чтобы не связывать меня со всей этой историей?
– Я обязан так поступить.
– Благодарю тебя покорно. И кто ты есть, черт возьми, после всего этого?
– Что?
– Кто ты есть, черт тебя побери, по твоему мнению?
– Я тот самый человек, которого они называют Кейном. За мной охотятся
– Бог мой, нет! – закричала Мари, как бы от чрезмерной нагрузки ее аналитического склада ума. – Я не собираюсь гнить пятьдесят лет в швейцарской тюрьме или быть повешенной за то, чего никогда не делала в Цюрихе!
– Есть способы разрешить эту проблему: я имею в виду Цюрих. Я уже думал об этом и могу это сделать.
– Как?
– Ради бога, какое это имеет значение? Соглашение, например. Я пока не знаю как, но я смогу произвести замену. Твоя жизнь в обмен на мою. И я обязан это сделать!
– Но не таким способом.
– Почему нет?
– Потому что я только что доказала правильность своей точки зрения. Даже приговоренный человек, абсолютно уверенный в своей виновности, смог бы это заметить. Человек по имени Кейн обычно не делает таких вещей, одну из которых ты только что мне предложил. Ни для кого… Ясно?
– Но я Кейн!
– Если бы меня даже принудили поверить в это, то не сейчас.
– Но что может сделать твоя правда? Разве она остановит кого-нибудь из них, если они нажмут на спусковой крючок?
– Это произойдет лишь в самом худшем случае. Сейчас я не готова допустить подобное даже в мыслях.
– Тогда ты не желаешь смотреть правде в глаза.
– Я рассматриваю два основных фактора, которые ты игнорируешь, а я не могу. Я буду жить с ними весь остаток моей жизни, потому что ответственна за них. Двое людей были убиты одним и тем же чудовищнейшим способом лишь потому, что они оказались между тобой и сообщением, которое кто-то пытается передать тебе. Передать через меня.
– Ты видела сообщение Корбельера? Сколько пулевых отметок оно содержало? Десять? Пятнадцать?
– Его использовали! Ты слышал его по телефону, так же как и я. Он не лгал, а пытался нам помочь. Если не тебе, то, во всяком случае, мне.
– Это… возможно.
– Возможно все, что угодно! У меня нет фактов, Джейсон, одни лишь противоречия, которые не могут быть объяснены, но которые необходимо объяснить. Ты не можешь быть тем, за кого ты себя принимаешь.
– Но все же это так. Я есть то, о чем тебе только что рассказал.
– Выслушай меня! Внимательно выслушай! У меня имеется определенный жизненный опыт, и он подсказывает мне, что, коль скоро ты пытаешься разобраться в происходящем, уже по одному этому твой ум – это не ум холодного и кровожадного убийцы. Я не знаю, кем ты был ранее или какие ты совершил преступления, но они не имеют ничего общего с тем, во что ты поверил, во что хотят заставить тебя поверить другие. И никакой убийца не предлагает того, что хочешь сделать ты. А поэтому, сэр, ваше предложение с почтением отклоняется.