Идет охота на волков…

Высоцкий Владимир Семенович

Песня о конькобежце на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную

Десять тысяч — и всего один забег остался. В это время наш Бескудников Олег зазнался: Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил — и сгинул. Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол. Я ж на длинной на дистанции помру — не охну, — Пробегу, быть может, только первый круг — и сдохну! Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, — Главное дело — чтобы воля, говорит, была к победе. Воля волей, если сил невпроворот, — а я увлекся: Я на десять тыщ рванул как на пятьсот — и спёкся! Подвела меня — ведь я предупреждал! — дыхалка: Пробежал всего два круга — и упал, — а жалко! И наш тренер, экс— и вице-чемпион ОРУДа, Не пускать меня велел на стадион — иуда! Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке — А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!» Жалко тренера — он тренер неплохой, — ну Бог с ним! Я ведь нынче занимаюся борьбой и боксом, — Не имею больше я на счет на свой сомнений: Все вдруг

стали очень вежливы со мной, и — тренер… 1966

«А люди все роптали и роптали…»

А люди всё роптали и роптали, А люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!» Им объяснили, чтобы не ругаться: «Мы просим вас, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это иностранцы, А вы, прошу прощенья, кто такие?» Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!» Им снова объяснил администратор: «Я вас прошу, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это ж делегаты, А вы, прошу прощенья, кто такие?» Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят…» 1966

Дела

Дела! Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день, — Дотла Сгорело время, да и я — нет меня, — только тень, только тень! Ты ждешь… А может, ждать уже устал — и ушел или спишь, — Ну что ж, — Быть может, мысленно со мной говоришь… Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Мы будем только говорить! Опять! Все время новые дела у меня, всё дела и дела… Догнать, Или успеть, или найти… Нет, опять не нашла, не нашла! Беда! Теперь мне кажется, что мне не успеть за судьбой — Всегда Последний в очереди ты, дорогой! Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Мы будем долго говорить! Подруг Давно не вижу — всё дела у меня, без конца всё дела, — И вдруг Сгорели пламенем дотла все дела, — не дела, а зола! Весь год Он ждал, но дольше ждать и дня не хотел, не хотел, — И вот Не стало вовсе у меня больше дел. Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Что мы не будем говорить! 1966, ред. <1973>

Песня о друге

Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а так; Если сразу не разберешь, Плох он или хорош, — Парня в горы тяни — рискни! — Не бросай одного его: Пусть он в связке в одной с тобой — Там поймешь, кто такой. Если парень в горах — не ах, Если сразу раскис — и вниз, Шаг ступил на ледник — и сник, Оступился — и в крик, — Значит, рядом с тобой — чужой, Ты его не брани — гони: Вверх таких не берут и тут Про таких не поют. Если ж он не скулил, не ныл, Пусть он хмур был и зол, но шел, А когда ты упал со скал, Он стонал, но держал; Если шел он с тобой как в бой, На вершине стоял — хмельной, — Значит, как на себя самого Положись на него! 1966

Здесь вам не равнина

Здесь вам не равнина, здесь климат иной — Идут лавины одна за одной, И здесь за камнепадом ревет камнепад, — И можно свернуть, обрыв обогнуть, — Но мы выбираем трудный путь, Опасный, как военная тропа. Кто здесь не бывал, кто не рисковал — Тот сам себя не испытал, Пусть даже внизу он звезды хватал с небес: Внизу не встретишь, как ни тянись, За всю свою счастливую жизнь Десятой доли таких красот и чудес. Нет алых роз и траурных лент, И не похож на монумент Тот камень, что покой тебе подарил, — Как Вечным огнем, сверкает днем Вершина изумрудным льдом — Которую ты так и не покорил. И пусть говорят, да, пусть говорят, Но — нет, никто не гибнет зря! Так лучше — чем от водки и от простуд. Другие придут, сменив уют На риск и непомерный труд, — Пройдут тобой не пройденный маршрут. Отвесные стены… А ну — не зевай! Ты здесь на везение не уповай — В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, Надеемся только на крепость рук, На руки друга и вбитый крюк — И молимся, чтобы страховка не подвела. Мы рубим ступени… Ни шагу назад! И от напряженья колени дрожат, И сердце готово к вершине бежать из груди. Весь мир на ладони — ты счастлив и нем И только немного завидуешь тем, Другим — у которых вершина еще впереди. 1966

Военная песня

Мерцал закат, как сталь клинка. Свою добычу смерть считала… Бой будет завтра,

а пока Взвод зарывался в облака И уходил по перевалу. Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! А до войны — вот этот склон Немецкий парень брал с тобою, Он падал вниз, но был спасен, — А вот сейчас, быть может, он Свой автомат готовит к бою. Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! Ты снова здесь, ты собран весь — Ты ждешь заветного сигнала. И парень тот — он тоже здесь, Среди стрелков из «Эдельвейс», — Их надо сбросить с перевала! Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! Взвод лезет вверх, а у реки — Тот, с кем ходил ты раньше в паре. Мы ждем атаки до тоски, А вот альпийские стрелки Сегодня что-то не в ударе… Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! 1966

Скалолазка

Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? — А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. — Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…» Рассмеялась ты — и взяла с собой. И с тех пор ты стала близкая и ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя, — Первый раз меня из трещины вытаскивая, Улыбалась ты, скалолазка моя! А потом за эти проклятые трещины, Когда ужин твой я нахваливал, Получил я две короткие затрещины — Но не обиделся, а приговаривал: «Ох, какая же ты близкая и ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя!..» Каждый раз меня по трещинам выискивая, Ты бранила меня, альпинистка моя! А потом на каждом нашем восхождении — Ну почему ты ко мне недоверчивая?! — Страховала ты меня с наслаждением, Альпинистка моя гуттаперчевая! Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя! Каждый раз меня из пропасти вытаскивая, Ты ругала меня, скалолазка моя. За тобой тянулся из последней силы я — До тебя уже мне рукой подать, — Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!» Тут сорвался вниз, но успел сказать: «Ох, какая же ты близкая и ласковая, Альпинистка моя скалоласковая!..» Мы теперь с тобою одной веревкой связаны, Стали оба мы скалолазами! 1966

Прощание с горами

В суету городов и в потоки машин Возвращаемся мы — просто некуда деться! — И спускаемся вниз с покоренных вершин, Оставляя в горах свое сердце. Так оставьте ненужные споры — Я себе уже все доказал: Лучше гор могут быть только горы, На которых еще не бывал. Кто захочет в беде оставаться один, Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?! Но спускаемся мы с покоренных вершин, — Что же делать — и боги спускались на землю. Так оставьте ненужные споры — Я себе уже все доказал: Лучше гор могут быть только горы, На которых еще не бывал. Сколько слов и надежд, сколько песен и тем Горы будят у нас — и зовут нас остаться! — Но спускаемся мы — кто на год, кто совсем, — Потому что всегда мы должны возвращаться. Так оставьте ненужные споры — Я себе уже все доказал: Лучше гор могут быть только горы, На которых никто не бывал! 1966

«Свои обиды каждый человек…»

Свои обиды каждый человек — Проходит время — и забывает. А моя печаль — как вечный снег: Не тает, не тает. Не тает она и летом В полуденный зной, — И знаю я: печаль-тоску мне эту Век носить с собой. 1966

Она была в Париже [1]

1

Эта песня посвящена Ларисе Лужиной. (Примеч. сост.)

Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу. Наверно, я погиб: робею, а потом — Куда мне до нее — она была в Париже, И я вчера узнал — не только в ём одном! Какие песни пел я ей про Север дальний! — Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на ты, — Но я напрасно пел о полосе нейтральной — Ей глубоко плевать, какие там цветы. Я спел тогда еще — я думал, это ближе — «Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»… Но что ей до меня — она была в Париже, — Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил! Я бросил свой завод — хоть, в общем, был не вправе, — Засел за словари на совесть и на страх… Но что ей от того — она уже в Варшаве, — Мы снова говорим на разных языках… Приедет — я скажу по-польски: «Прошу, пани, Прими таким как есть, не буду больше петь…» Но что ей до меня — она уже в Иране, — Я понял: мне за ней, конечно, не успеть! Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, — Да, я попал впросак, да, я попал в беду!.. Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, — Пусть пробуют они — я лучше пережду! 1966