Иди через темный лес
Шрифт:
Сестра спала, как дома, раскинувшись внутри кристалла как на самой мягкой кровати, волосы разметались вокруг бледного лица. Она не дышала.
– Не волнуйся, – с жалостью сказал Финист, глядя как с тихим отчаянным воем я пытаюсь царапать ледяные грани. – Она жива. Я умею быть благодарным, я просто не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось, чтобы ненасытный лес до нее добрался.
– Да, – тихо подтвердил шаман, – она жива. Я вижу, дух ее не покинул тело. Тебе нужно только разбудить её.
– Как жаль, что я не прекрасный принц, – с сарказмом всхлипнула я, утирая
Прижавшись лбом ко льду, я закрыла глаза, чтобы не видеть застывший силуэт сестры. Как мне спасти ее? Как вытащить из этой, то ли ледяной, то ли каменной тюрьмы? Вряд ли тут поможет обычный поцелуй.
– Девичьи слезы горючи, – так же тихо сказал шаман. В задумчивости он водил ладонью по хрустальной грани, и мерцающий свет отбрасывал на его лицо пугающие отблески, и он казался совсем стариком, уставшим и седым.
– Вот только на девицу тут только Марья и тянет, – снова огрызнулась я, мысленно проклиная Финиста. Как заставить спящую красавицу плакать? Что пробьется сквозь толщу камня, что ее разбудит?
Озаренная глупой идеей, я всем телом повернулась к шаману. Меня снова начало потряхивать от нервного напряжения.
– Дай мне флейту!
Он замер на мгновение, словно сомневаясь, словно не находя в себе сил хоть на мгновение с ней расстаться, но все же доверчиво вложил ее в мои пальцы. Зажмурившись, я робко выдохнула первый, трепещущий звук, едва слышимый, как сдерживаемый всхлип.
А затем заиграла.
Конечно, я не умела обращаться с флейтами, да что там, я никогда даже гитару в руки не брала, что уж говорить об инструментах сложнее! Но мелодия сама подхватила меня и начала управлять мной, говорить за меня. Душа мертвой девушки плакала, повторяя свою историю, увлекая всех нас в водоворот своего отчаяния. Я дала ей выговориться и выплакаться, вместе с ней заново переживая предательство, а затем заставила рассказать мою историю.
Мелодия взвилась к сводам пещеры, превратилась в тонкую нить и скользнула в крошечную, незаметную трещинку в кристалле. Теперь флейта плакала о моих ошибках, о моем беспросветном отчаянии, когда я не могла представить, как, как мне тянуть сестру, спасать ее от той ответственности, что обрушилась на меня лавиной. Флейта плакала о разрушенной дружбе, о забытом доверии, о холоде, разделившем меня и Марью вернее граней кристалла. Флейта плакала о моей усталости, о ее усталости, о ее страхе, когда единственный маяк в ее жизни погас, и она осталась в темноте.
Флейта плакала о том, что нельзя вернуть прошлое и потерянное, но можно создать новое, разжечь новый огонь, что осветит путь и обогреет.
Флейта плакала, и я плакала вместе с ней, ледяные слезы, совсем не горючие, текли по моим щекам, и исходящий от кристалла мороз превращал их в крошечные льдинки. Они падали, разбивались с тихим звоном, который нельзя было услышать и нельзя было не ощутить всем телом, и этот звон вплетался в рыдание флейты, в ее щемящую мелодию.
Когда легкие начали гореть с непривычки, я выдохнула последний звук и замерла. Костяная флейта тихо хрупнула в дрожащих
Кристалл стал прозрачным, словно от него осталась одна оболочка, тонкая, только тронь – и она разлетится на осколки. Марья шевельнулась, словно перекатилась по кровати, на ее щеке блеснула слезинка.
– Удалось! – одними губами выдохнула я, прижимая ладони к груди.
Очертания ледяной глыбы размылись и растаяли, и когда от кристалла остался только холод и несколько блестящих кусочков на земле, Марья открыла глаза.
Глава 23. Начистоту
Я ждала ее первых слов и боялась их. Вот сейчас она ляпнет привычную грубость, и зыбкая радость встречи исчезнет, вернется тяжесть ярма на шее, тяжесть долга и ответственности. Но Марья молчала, тряслась и переводила взгляд с меня на Финиста и обратно. Когда пауза затянулась до неприличия, она порывисто бросилась ко мне и уткнулась лбом в грудь.
– Тише, милая, – дрогнувшим голосом прошептала я, осторожно обнимая ее за плечи. – Все хорошо. Я тебя нашла, сейчас мы пойдем домой...
Она тряслась в моих объятьях не то от запоздалого страха, не то от беззвучных рыданий.
– Ты уверена, что это настоящая твоя сестра? – тихо спросил шаман из-за спины. – Уверена, что не очередная тварь под личиной?
Я хотела рявкнуть на него, мол, как смеет он сомневаться, что после всех испытаний и мороков я снова могла обмануться. Но я смолчала. В конце концов, он прав, а мне могло глаза застить бездумное облегчение. Да и Яга предупреждала, что вместо сестры я могу найти пустое тело.
Словно почуяв мои сомнения, Марья подняла на меня глаза, испуганные, усталые и отчаявшиеся, повзрослевшие. Она не проспала все это время в камне, нет. Она ждала, не смея надеяться.
Я сглотнула ком в горле и, стискивая пальцы на ее плечах, тихо выдохнула:
– Я... я верю.
Не размыкая объятий, я осторожно повела ее к выходу из пещеры, прочь из темноты ее темницы.
– Не так быстро, дорогая моя, – Финист с улыбкой преградил нам путь. Марья сильнее прижалась ко мне, пытаясь спрятаться, защититься от мертвого взгляда. – Напоминаю, тебе все еще нужно мое общество. Не лишай же себя его.
– С чего бы?
Финист с хрустом размял шею, и на секунду мне почудилось, что это огромная гниющая птица взъерошила перья.
– Во-первых, вспомни, что в твоей сестре живая, вкусная кровь, и сотни навьих духов в клочья растерзают любого, чтобы впиться в ее тело, высосать ее досуха, а потом натянуть его на себя, как платье не по размеру... – Он резко повернулся в сторону, даже до того, как я услышала мягкие шаги шамана. – И не думай, что твой амулет ее спасет. Ты же не можешь не знать, – тут Финист растянул губы в неприятной улыбке, – он уже растерял почти всю силу. Да и что с тобой-то станется, если хоть такой – хлипкой да ненадёжной – защиты лишишься? И в тебе лакомство для навий найдется!