Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации
Шрифт:
К несчастью, добрые намерения Болько Малого пошли прахом после религиозного конфликта 1454 года, когда евреев изгнали из Стшегома. Синагога была передана христианам и посвящена святой Варваре, защитнице от шторма, молнии и огня, – отличный выбор для кирпичного здания в городе, где большинство построек были деревянными и часто страдали от пожаров.
Факт, что синагога была построена не из камня, свидетельствует о том, что гранитные карьеры в то время на силезских холмах еще не были разработаны, хотя сегодня это ведущая отрасль местной промышленности (берлинский рейхстаг был построен из стшегомского гранита). (Добыча гранита ассоциировалась с еврейским предпринимательством и в других местах, например в Олькуше под Краковом, где в 1658 году прославился еврей Марек Некель.) Это здание совсем непохоже на синагогу, напоминая скорее церковь (особенно учитывая то, что ныне над входом висит небольшой крест). В те времена французские крестьяне переделывали свои каменные церкви в замки, и колокола не призывали прихожан к молитве, не отмечали рождения, свадьбы и смерти, а извещали о приближении к деревне грабителей [122] . В западнославянских землях само слово «костел», обозначающее церковь (по-чешски kostel, по-польски ko'sciоl),
122
Tuchman B. A Distant Mirror…
От синагоги ведет дорога к сердцу еврейского квартала, расположенному недалеко от берега реки и за углом от рыночной площади.
Если бы в начале XV века вы шли по узким, мощенным булыжником средневековым улицам на расстоянии слышимости голоса от шумного торгового центра, вам пришлось бы пройти мимо шатких деревянных домишек, скученных, как бы подпирающих друг друга. Вы уловили бы пивной душок из содержавшегося еврейской общиной трактира, где путешественники могли бесплатно переночевать, вдохнули бы богатый букет запахов, доносящихся из общественной кухни, где семьи оставляли на всю ночь пятницы вариться субботнюю трапезу – блюдо из мяса, бобов и крупы, называемое чолнт (от латинского calentem, ‘горячий’ – практически единственное блюдо, уникальное для идишской кухни [123] ). Община могла также иметь участок для еврейского кладбища, хотя оно должно было располагаться вне городских стен.
123
Впрочем, по мнению Клаудии Роден, оно, вероятно, происходит от средиземноморского блюда «касулет» (Roden C. The Book of Jewish Food: An Odyssey from Samarkand to New York. New York: Knopf, 1996).
Вы бы непременно услышали голоса детей, распевающих на занятиях в частных хедерах или оплачиваемых общиной талмуд-торах – единственных школах во всем городе, которые посещал каждый еврейский мальчик старше трех или четырех лет, где обучался читать и писать по-древнееврейски и приобщался к изучению Писания.
Значение этих школ едва ли можно переоценить. В век, когда почти все кругом были безграмотны, в краях, где даже аристократы с трудом могли поставить подпись, обязательное обучение для всех еврейских мальчиков поднимало культурный уровень говорящих на идише намного выше их нееврейских современников. Более того, в последующие столетия программа стала подразумевать грамотность на идише. В XVI веке краковская община постановила, чтобы каждая школа назначила шрайбера (писца), обучавшего детей «писать звуки языка, на котором мы говорим». В программу входили и другие предметы: арифметика, география и основы национального языка соседей. В говорящей на идише общине, в отличие от христианского феодального мира, любой мальчик, обладавший умом, способностями и необходимой ситсфлейш (усидчивостью), независимо от того, каким бы скромным ни было его происхождение, мог надеяться на то, что он сможет подняться до высокого интеллектуального уровня и раввинистической респектабельности.
И вы вряд ли упустили бы веселые звуки музыки, доносящиеся из танцхоев или шпильхоев (на иврите бес хатанес) – танцевальных залов, в которых устраивались праздники и приемы. Танцы после обеда в субботу были популярны среди молодежи, несмотря на настойчивые еврейские запреты совместных танцев между представителями разных полов, несмотря на восходящий к Писанию запрет и на множество шуток на эту тему (например: «Почему иудаизм запрещает добрачный секс? Потому что он может привести к смешанным танцам»). Регулярные неформальные встречи происходили вне дома; сами танцевальные залы резервировались в основном для особых случаев, таких, как обрезание, бар-мицва и свадьба. Свадебные торжества продолжались неделю или даже больше, они «отмечались музыкальными представлениями, не прерывавшимися даже в субботу <…> для чего нанимали музыкантов-христиан, и гости-христиане веселились на празднике» [124] . Таким образом, даже если еврейская община насчитывала приблизительно сотню человек, танцевальные залы редко надолго оставались темными и пустыми, часто оживляясь мелодиями дер майен танц («майского танца»), дер умгейендер танц («кругового танца»), дер шпринг танц («танца с прыжками»), дер фиш танц («рыбного танца»), дер тотентанц («танца мертвеца»), доктор Фойстс танц («танца доктора Фауста») и дер альтер какерс танц («танца старого пердуна»). Раввин Шломо Лурия, известный как Махаршал [125] , один из виднейших духовных авторитетов Польши, сурово писал:
124
Abrahams I. Jewish Life in the Middle Ages…
125
Акроним от Морейну ха-рав Шломо Лурия (наш учитель раввин Шломо Лурия).
Я осуждаю молодых людей, часто посещающих танцевальные залы, даже если музыку там играют музыканты-неевреи [126] .
Как звучала музыка, сопровождавшая эти танцы? Вероятно, не слишком похоже на известную нам сегодня клезмерскую музыку, более позднюю по происхождению, истоки которой коренятся в недавней музыке Балкан или Греции. Можно подумать, что поскольку еврейские музыканты иногда
126
Lew M.S. The Jews of Poland: Their Political, Communal Life in the Sixteenth Century in the Works of Rabbi Moses Isserles. London: E.Goldston, 1944.
В некотором роде мы располагаем образцом этой музыки. Нюрнбергский композитор XVI века Ханс Нейсидлер записал танец, который слышал в исполнении еврейского оркестра на королевской свадьбе. Но мелодия этого танца (он назвал ее Judenttanz, «еврейский танец») была настолько странной, что это произведение было воспринято скорее как пародия, чем как точная аранжировка. По данным «Encyclopaedia Judaica», в следующем столетии гильдия пражских музыкантов-христиан сетовала, что еврейские оркестранты «не сохраняют ни темпа, ни ритма, намеренно лишая благородную и красивую музыку ее достоинств». Оставим в стороне очевидное профессиональное соперничество. Здесь имелось в виду, что музыка идишских евреев была непохожей на музыку их нееврейских соседей. Возможно, еврейские музыканты, в первую очередь члены более низких гильдий, сохраняли большую близость к славянским и турецким музыкальным корням и сопротивлялись западному немецкому барочному стилю, входившему в моду среди средних и высших классов.
Многие силезские евреи были бедными иммигрантами из отдаленных восточноевропейских земель. В XV веке на улицах и переулках средневекового Стшегома все еще слышался западнославянский язык, только начинавший разделяться на чешское и польское наречия. Однако можно было уловить слово-другое из языка еврейско-немецкого, которому суждено было называться идишем, хотя чаще они исходили из уст более богатых и лучше образованных.
Было бы большим упрощением говорить о единой еврейской общине. Между евреями было много разительных отличий, так же как и между окружающими неевреями; эти различия были обусловлены еще и разностью этнического происхождения евреев – немецкого и славяно-греко-тюркского. Различия существовали и между социальными классами: с одной стороны – дипломаты, банкиры, врачи и оптовые торговцы, с другой – мелкие лавочники, разносчики, ремесленники, музыканты, рабочие и слуги. Хотя у евреев не было таких контрастов, какие существовали среди христиан между дворянами и нищими, неравенство всегда было значительным.
Землевладельцы, купцы, ремесленники, слуги
Некоторые из евреев, ранние поселенцы, длительное время были крестьянами – не крепостными, но свободными мелкими землевладельцами, не привязанными к земле. Меир из Ротенбурга в XIII веке писал:
Евреи не привязаны, как неевреи, к какому-то определенному месту, ибо считаются обедневшими свободными, которые не были проданы в рабство.
Тем не менее в 1220-е годы еврейские земледельцы в имении графа Хенрика I возле силезского города Бытома должны были платить десятину от своего урожая епископу Бреслау, как и их соседи-христиане. Некоторые из этих евреев даже владели целыми населенными имениями. В 1200 году силезская деревня Сокольников принадлежала евреям Иосифу и Хазкелю [127] . Богемские деревни Тынице и Сокохрице на западе от Стшегома в раннее Средневековье были известны как владения евреев, как и город Малый Тынец на востоке от Кракова.
127
Brook К.А. The Jews of Khazaria…
Но примерно к началу XV века большая часть еврейского населения старалось избегать тесной привязанности к какой-либо определенной территории. Изгнание из многих мест Западной и Центральной Европы было суровым уроком недальновидности при выборе земли в качестве надежной недвижимой собственности. Земли можно было лишиться, если (а скорее когда) ее владелец был вынужден покинуть ее под угрозой меча. После того как в 1306 году евреи были изгнаны из Франции, 50 больших и прекрасных каменных зданий в центре Нарбонна перешли к французскому землевладельцу менее чем за 80 ливров за каждый дом (вероятно, это равнялось приблизительно 15 фунтам стерлингов). После изгнания евреев из Испании в 1492 году капеллан при архиепископе Севильи Андрес Бернальдес писал в своей «Истории католических королей», что любой может получить еврейский виноградник за цену отреза ткани.
Осторожность в Силезии была проявлением мудрости. Не только община Стшегома была изгнана в ходе религиозных волнений XV века. Почти в каждом городе этой спорной приграничной территории между Богемией и Польшей евреи оказывались беженцами и направлялись на восток внутрь Польши. Тогда все различия между евреями – землевладельцами, купцами, ремесленниками, домашними слугами и безработными – нивелировались их общей судьбой.
Неравенство евреев всегда было иного рода, чем то, которое преобладало среди неевреев. Оно представляло собой своего рода перевернутый вариант феодальной системы. Среди славян-христиан перераспределение богатства происходило снизу вверх, от неудачников к счастливчикам, от основания социальной пирамиды к ее вершине. На земле трудилось множество крестьян, и богатство от них уходило вверх, пополняя сундуки немногих дворян. Среди евреев деньги двигались в противоположном направлении, перетекая от процветающего среднего класса, обогащавшегося за счет внешней торговли купечества – предпринимателей из Кракова, Лемберга и Люблина (людей наподобие Исаака Бродавки из Бреста, Элеазара Абрамовича из Тыкоцина и Арона Израэловича из Гродно) вниз, к массе еврейского рабочего класса, на славянских землях обслуживавшего религиозные и жизненные нужды тех, кто стоял выше их на социальной лестнице, – кошерных мясников, изготовителей мацы и субботних свечей, красильщиков, ткачей, музыкантов и извозчиков [128] . Тогда как немецкое дворянство зависело от своих крестьян, эксплуатировало их и жило за счет своих крепостных и слуг, еврейский пролетариат зависел от своей буржуазии, эксплуатировался и поддерживался ею.
128
Известный польский антрополог и этнограф Ян Чекановский отметил следы этого этносоциального различия между рабочими славяно-тюркского происхождения и предпринимателями немецкого происхождения при анализе еврейского населения Львова перед Второй мировой войной (Czekanowski J. Anthropological Structure of the Jewish People in the Light of Polish Analyses // Jewish Journal of Sociology. 1960).