Идол
Шрифт:
Я могу лишь глазеть на Киллиана. Его плечи напрягаются, а взгляд кажется отстраненным.
– Для тебя это тоже норма.
Он ставит на стол пиво и встречается со мной взглядом.
– Я всегда был зажат между мирами, оставаясь с бабулей и путешествуя с родителями. Плюс группа. Если говорить начистоту, Либс, то у меня нет чертового представления о норме. Но мне хотелось бы его иметь.
То, каким глубоким становится голос Киллиана, и интенсивность его взгляда вызывают у меня
Я помогаю ему загрузить посудомойку, когда мы заканчиваем есть. Хотя он принял быстрый душ перед нашим ужином, на парне всё еще нет рубашки, надеты лишь потертые джинсы, что низко висят на его узких бедрах. Его босые ноги кажутся бледными на фоне половиц из черного дерева.
Я тоже босая и почему-то из-за этого чувствую себя более по-домашнему. Словно мы живем тут вместе.
Я убираю прядь волос за шею, ставя последнюю тарелку на место, когда замечаю, что он за мной наблюдает.
– Что за взгляд?
– спрашиваю, потому что никогда не видела у него подобного выражения лица. Оно светлое, но в глазах таится нечто мрачное.
Килл качает головой, прикусывая нижнюю губу.
– Ничего. Просто скучал по тому, как мы делали это вместе с тобой.
Под "это" он подразумевает уборку на кухне. Киллиан всегда помогал мне с этим, когда мы были у меня дома. Это стало ритуалом: парень наблюдал за тем, как я готовлю, веселил меня историями и анекдотами, пока мы ели, а затем мы вместе всё убирали.
– Это кажется таким правильным, знаешь ли?
– говорит он, и нежная улыбка всё еще озаряет его глаза.
И в этот момент я чувствую потребность его обнять. Подхожу ближе и оборачиваю руки вокруг его талии. Мои губы прижимаются в легком поцелуе к его груди из-за того, что я и вправду не могу быть так близко и не целовать его.
Киллиан тут же растворяется во мне, его руки поднимаются и сжимают мое тело в течение длительного момента так крепко, что могут остаться синяки, но я не против. Я хочу этой силы. Хочу ощутить, что ничего не может встать между нами.
Длинные пальцы расчесывают мои волосы, массируя кожу головы. Я прижимаюсь еще ближе, касаясь своей щекой его груди. Биение его сердца такое сильное и ровное.
– Когда мы уедем из Нью-Йорка?
– спрашиваю я.
Его голос грохочет низким грудным звуком.
– На следующей неделе. Мы направимся на север, а затем на запад.
Мои руки гладят изгибы его спины там, где плоские мышцы соединяются с позвоночником. Его кожа словно теплый атлас.
– Мне нужно найти место, где остановиться.
Мускулы под моими ладонями напрягаются, когда он отстраняется. Его темные брови недовольно хмурятся.
– Думаешь, я уговорил тебя на всё это, чтобы отправить в отель? Ты остаешься здесь, Либс.
Здесь
– Не...
– я делаю вдох и формулирую мысль.
– Разве ребята не станут гадать, почему я остановилась у тебя?
Его недовольство нарастает, но Киллиан качает головой и быстро целует меня в висок.
– Не-а. У меня здесь постоянно кто-то останавливается. Я пригласил тебя, как своего гостя, так что это будет правильно.
– Верно, - я пытаюсь отойти от него, но Киллиан не дает мне этого сделать.
Вместо этого его губы медленно изгибаются в улыбку.
– Мне нравится, что ты ревнуешь.
– Ревность - не очень хорошая черта, - бормочу я, заливаясь румянцем.
– Не волнуйся, - он слегка покачивает меня.
– Это означает, что ты считаешь меня своим.
Парень произносит это так самодовольно, что я толкаю его в бок, и он отскакивает, хихикая, что само по себе очень мило, а затем снова прижимается ко мне.
– Да, у меня останавливались гости. Но никто из них не жил в моей комнате, куколка.
– Никогда?
– вопрос больше походит на фырканье.
И его раздражающая улыбка становится шире.
– Если я с кем-то и мутил, то делал это в отеле. Усвоил этот урок, когда фотографии моей старой квартиры оказались в Интернете, а личные вещи стали пропадать без моего ведома.
– Боже, как гадко, - я снова целую его в грудь.
– Мне жаль, что они так с тобой поступали.
Его пальцы продолжают массировать мой затылок.
– Этого следовало ожидать. Они просто хотели кусочек славы или сувенир. Чтобы потом похвастаться кому-то.
Он говорит это так, словно констатирует факт, как будто не велико дело, чтобы о нем рассуждать, словно речь идет о вещи, а не о живом человеке. Может, ему и нет дела, но от этой мысли мой желудок сжимается. Хотя была бы я сама лучше? У меня дома есть гитара Univox Hi-Flier, на которой играл Курт Кобейн, а затем разбил ее. Она оформлена в виде витрины и стоит в моем кабинете на втором этаже. Папа получил ее от своего друга или еще кого-то в 1989 году до того, как Кобейн стал легендой. Разбитая и бесполезная гитара желанна, потому что на ней играл рок-идол.
Я хотела подарить ее Киллиану. Но теперь не уверена.
– Так что нет, - продолжает он, не подозревая о хаосе у меня в голове.
– Только друзья и коллеги-музыканты останавливались здесь, - парень выдерживает паузу.
– И девушки, с которыми я встречаюсь. Они переживают полный опыт.
Тепло разрастается внутри, и я улыбаюсь напротив его кожи.
– Но ты только что сказал, что никто не останавливался в твоей постели.
– Никто, - отвечает он легкомысленно, а затем его голос становится мягче.
– До тебя.