Идол
Шрифт:
Мне следует зайти в дом. И что потом? Лежать на древнем диване, покрытом одеялом с уродливыми синими розами? Пить весь день напролет?
Распаковывать коробки с вещами. Включая три мои любимые гитары. Скотти, крысиный ублюдок, послал их, даже несмотря на то, что я не просил его об этом. Он думает, я стану писать музыку? Песни? Да ни за какие хреновы коврижки. Дерьмо. У меня нет ни малейшего представления, что я здесь делаю. Великая идея Скотти относительно того, что я спрятался на острове, о котором почти никто не слышал, неимоверно тупая. Вероятно,
Возможно, у Скотти супер интуиция, потому что именно сейчас мой телефон начинает звонить. И только у немногих есть этот номер. Мой взгляд не отрывается от Либби, стоящей на коленях между рядами зелени, когда я отвечаю на звонок. Вот только это не Скотти.
– Привет, мужик, - говорит Уип.
Я не слышал его уже около года. Знакомый голос, словно удар, поражает голову. Я снова откидываюсь на спинку кресла.
– Привет, - откашливаюсь.
– Что случилось?
«Иисус, пусть это не касается Джакса».
Мои пальцы становятся холодными, а кровь пульсирует в висках. Глубоко вдыхаю.
– Это правда, что ты застрял в каких-то дебрях Северной Каролины?
Я испускаю рык.
– Он в порядке?
Следует пауза, и затем Уип матерится.
– Дерьмо, мужик, я не подумал. Ага, он в норме, - Уип шумно вздыхает.
– Ему намного лучше. Видится с куратором.
Хорошо. Отлично. Здорово, что Джакс сам позвонил мне и рассказал об этом. Я тру лицо руками, закрывая глаза.
– Итак, что тогда случилось?
– Просто подумал, -голос Уипа становится отстраненным.
– Нас всех разбросало в разные стороны света. И...черт, я просто захотел поговорить. Узнать, где ты был.
Джакс - тот, кто разбросал нас. В тот день он разрушил нас, словно разбил окно, бросив в него валун. И, тогда как мы с Джаксом играли роль мамы и папы в группе, Уип всегда был нашим якорем, нашим клеем. Он ударил бы меня в горло, если бы я сказал ему это в лицо, но еще Уип самый чувствительный из нас. Я знаю, что ему больно.
Я снова бросаю взгляд на Либби. Ее округлая попка раскачивается, когда она вырывает сорняки. Это зрелище почти вызывает у меня улыбку, хотя она бы возненавидела меня, узнав, что я наблюдаю за ней. На этом я снова пытаюсь выдавить ответ.
– Ты уже разговаривал с остальными?
– спрашиваю Уипа.
– Звонил Райю. Мы прошлись по кое-какому материалу.
Это что-то новое. Обычно песни писали мы с Джаксом. Я сажусь немного ровнее, пытаясь сосредоточиться. Мне нужно проявить участие. Я знаю это. Но так сложно собрать хоть какой-то энтузиазм. Несмотря на это, я всё же произношу то, что нужно сказать.
– Ты записал что-то, что я мог бы послушать?
– Ага, конечно. Я тебе отправлю, -Уип выдерживает паузу и затем невзначай добавляет.
– Возможно, ты смог бы улучшить их. Сделать нам какие-то замечания.
Я не знаю, как реагировать на это. Нет, меня это не злит. Скорее я даже рад тому, что они снова творят. Но что-то внутри меня - предупреждение,
Но Уип не закругляется.
– Или, может быть, возвращайся и поработай вместе с нами.
Теперь я снова вскакиваю на ноги, расхаживая по крыльцу перед панорамной стеной. Прижимаюсь лбом к стеклу.
– Пока нет. Но скоро, мужик.
– Ага. Конечно, - Уип кажется таким же искренним, как и я сам.
– Буду на связи, - говорю я.
Возможно, это ложь, а может, и нет. Я не брал в руки гитару уже почти год, и сейчас у меня нет ни малейшего желания.
– Верно.
Когда Уип кладет трубку, тишина звенит у меня в ушах. Я больше не знаю, как быть собой, как быть частью группы «Килл-Джон». Как мы можем двигаться дальше? Должны ли сделать это без Джакса? Или с ним? И всё время оглядываться через плечо, со страхом ожидая, что он повторит это снова?
Часть проблемы состоит даже не в Джаксе. Я устал. Заскучал. И от этого чувствую себя до чертиков виноватым.
Хоть я и на крыльце, но стены давят, выкачивая из меня весь воздух. Мне следует войти в дом, сделать... что-то. Но ноги ведут меня в противоположном направлении. С крыльца моего дома прямо в сторону Либерти.
Она сгорбилась над рядом трав и не поднимает взгляд, когда я прислоняю запястья к верхней части забора, доходящего по высоте до уровня моего подбородка. Я наблюдаю за ее работой, не возражая против молчания. То, как она игнорирует меня, довольно забавно, потому что девушке не очень-то хорошо дается данная задачка. Всё ее спокойное «меня не волнует то, что ты здесь» выражение говорит лишь о том, что Либби, охренеть, как волнует мое присутствие. Она просто не хочет, чтобы оно ее волновало.
Я усмехаюсь в ответ на эту мысль. Во всем этом есть что-то такое нормальное.
– Знаешь, много девушек стояло передо мной на коленях. Но обычно они делали это с улыбкой.
Она фыркает.
– Я бы больше впечатлилась, узнав, что это ты опускался на колени. Мне нравятся те, кто дает, а не берет.
Иисусе. Я могу представить ее с широко расставленными ногами, командным тоном повелевающую мне хорошенько вылизать ее там. Переношу вес с ноги на ногу, отодвигаясь от забора. Не нужно, чтобы она видела нарастающую выпуклость в моих штанах. Не уверен, то ли меня к ней тянет, то ли я вдруг стал мазохистом.
– А что насчет идеи дать и взять? Такое тебе по душе?
Даже несмотря на то, что я шучу, зазрение совести вспыхивает внутри. Когда я в последний раз чувствовал подобное и чувствовал ли когда-то вообще? Потому что она права - я стал ленивым, сидел, как король, пока девушки сосали мой член, и придумывал песни или планировал выпустить следующий альбом. Я достиг той точки, в которой меня не ебало, что эти девушки делали или куда девались, когда я с ними заканчивал.
Теперь Либерти поднимает на меня взгляд.