Идолопоклонница
Шрифт:
И от этого нейтрального, казалось бы, замечания Женя сконфузилась, сжалась вся, как от удара. Зимин понял, сказал твердо:
— Перестань. Хватит. Что было, то было. По крайней мере, я не жалею. Когда-нибудь мы еще спасибо скажем Городинскому. Потому что если бы не он, я бы и по сей день знал тебя всего лишь как Катькину соседку. Хватит. Да и в чем ты виновата? В том, что послушно выполнила его волю? Так это вроде как больше моя вина, чем твоя, это ведь я потребовал тебя в качестве
— Нет, — покачала Женя головой. — Моя… Я должна была вести себя по-другому. Только знаешь, я ведь тоже ни о чем не жалею. Я ведь тогда для себя решила: только попробую. Если будет очень противно — выгоню, не буду заставлять себя через силу. А ты вот только прикоснулся… И больше я уже ничего не помню…
— Ах вот как? — иронически воскликнул Олег. — Вот это хороший комплимент! 'Ничего не помню'. Спасибо, родная!
— Нет, ты не понял, — улыбнулась Женя. — Это ведь я себя перестала помнить в ту минуту, не тебя. Только себя и того урода. Потому что с той минуты был только ты.
— Ну, это уже лучше, — удовлетворенно хмыкнул Зимин. — А знаешь, почему я тогда пришел? Я вот никак не мог забыть того видения. Как ты стоишь передо мной в распахнутой кофточке, нагло так на меня смотришь, а в глазах такой страх, такая тоска! И застывшие слезы. Вот как будто сердце перевернулось. И жалко тебя стало, и…
— И?.. — настойчиво переспросила Женя.
— И не знаю. Только никак эта картинка из головы не выходила. Злой был ужасно. На Городинского твоего. Потому что сволочь он редкая. И на тебя злился страшно. За то, что ты такая дура. Так почему-то обидно стало. И ничего с собой поделать не мог. Шел к тебе, сама знаешь, за чем именно шел. И
— Гордый? — обиженно спросила Женя.
— Наверное. Так что хорошо, что всё произошло так, как произошло. Я не разочарован. Надеюсь, ты тоже?
— О, да! — засмеялась Женя. — Это еще очень скромно сказано! Вот только знаешь… Как быть с Алиной? Я ее, конечно, не знаю, но мне ее так жалко.
Олег вздохнул:
— Жалко, согласен. И мне жалко. Да только… Она ведь все знает. Нет, не по именам, конечно, и не всех его любовниц наперечет, но она точно знает, что они у него есть. Она ведь неглупая женщина, очень неглупая. И я уверен, что тому стрекозлу отольется каждая ее слезинка. Она наверняка уже приняла к этому меры. По крайней мере, я точно знаю, что бренд 'Дмитрий Городинский' официально принадлежит ей. И именно она стрижет с него купоны. А сам он получает с концертов и записей копейки, он ведь бесправный, как новорожденный котенок. Так что если кого и можно в данной ситуации по-настоящему пожалеть, так это Городинского.
Зимин на мгновение притих, и вдруг предложил с легким смешком:
— Слушай, а давай завтра к Алине завалимся? Ну, надо же человека с новым годом поздравить! Представляешь себе его рожу?
От такой перспективы Женя похолодела:
— Ты что?! С ума сошел.
— Нет, правда, — оживился Олег. — Серьезно, Жень. Коль уж нам с тобой теперь суждено как минимум год вместе и голыми, мне придется тебя познакомить с Алиной. Потому что кроме Катьки и ее оглоедиков в моей жизни есть только один человек, с которым я непременно должен поделиться радостью. И человек этот — Алина. Так что мне по любому придется тебя с ней познакомить. И в панику пусть впадает Городинский — тебе бояться больше нечего.
Несмотря на его уверения, Женю подобная перспектива все-таки не радовала. Впрочем, стоит ли сейчас заморачиваться проблемами будущего? Зато был в его фразе оригинальный момент. Женя улыбнулась:
— Так а мы и к Алине твоей голыми пойдем?
Зимин тоже не сдержал улыбки:
— Нет. Я думаю, по такому случаю мы с тобой все-таки оденемся, да?
И тут раздался звонок в дверь. Оба дернулись от неожиданности, посмотрели друг на друга с таким сожалением, что сразу же рассмеялись.
— Катька, — уверенно сказал Олег. — Ну и пусть звонит. Ей есть, кем кроме нас заняться, правда? А у нас с тобой дел по горло, надо наверстывать упущенное, да?
— Да, — прошептала Женя и окунулась в счастье.