Иду на вы!
Шрифт:
Глава 17
Ибн Эфраил, сын Манасии, скакал на сменных лошадях навстречу войску кагана Руси от одной станции к другой, расстояние между которыми не превышало двадцати миль. Он надеялся, что встреча произойдет хотя бы за два перехода русов от столицы Хазарского каганата Итиля, и не верил, что князь Святослав идет на исмаильтян отомстить за гибель русского войска, случившееся двадцать лет тому назад. Он хорошо помнил, с какой решительностью Святослав заявил, что придет со своим войском под стены Итиля, и, конечно, не для того, чтобы миновать его по пути к морю Хазарскому. Но он, передавая своему господину, царю, дерзкие слова князя Святослава, его похвальбу, смягчил их и утопил в густом красноречии. Да и как можно было поверить, что слова этого молокососа – не пустой звук, не похвальба перед его вассалами, а твердое намерение разгромить Хазарский Каганат, который богатством
Ибн Эфраил давно не ездил верхом, он располнел от спокойной и сытой жизни, окруженный своими нежнотелыми и сладкоголосыми наложницами, и теперь тяжко страдал от тряски разномастных лошадей, которые доставались ему на промежуточных станциях. Еще, чего доброго, от такой езды нарушится связь животворящих органов внутри тела, и его поразят колики, уже то и дело пронзающие желудок и печень. Сейчас немного бы полежать в тени, попить кумыса, вздремнуть, тогда непременно восстановится связь внутренних органов, прекратятся колики, а главное – прояснится голова. Но время, время… Его всегда не хватает, и почти всегда, сколько он себя помнит в должности посла, надо было спешить, наверстывая упущенные возможности, а потом выкручиваться, искать входы-выходы перед каким-нибудь задрипанным ханом, от которого воняет за версту немытым телом и гнилыми зубами. Ведь у них не было Моисея, который узаконил на глиняных табличках правило – мыть руки перед едой и хотя бы раз в неделю омывать свое тело водой, которая смывает с тебя пыль, а с нею и всякую заразу. Слава Всеблагому! Он до сих пор помогал рабу своему, внушая мудрые мысли, как лучше обходиться с варварами, какими словами запутать им мозги, улестить, наобещать с три переметные сумы, чтобы от жадности у варвара потекли слюньки. Удастся ли ему, ибн Эфре, совершить нечто подобное при встрече со Святославом? Беда в том, что тот, похоже, особенно рассуждать не любит. В его голове всего два цвета: черный и белый; и лишь один путь – вперед! Но не было и нет на земле такого человека, который бы не был падок на лесть. Во всяком случае, таковые ему, ибн Эфраилу, не встречались. Надо только сразу же захватить кафедру и превратить своим красноречием кагана урусов в восторженного слушателя. Жаль, что при встрече со Святославом в Киеве он, ибн Эфраил, недооценил кагана урусов, полагая, что самый верный способ добиться от него покорности – напугать его мощью Хазарского каганата так, чтобы все остальное потеряло бы в глазах молодого князя всякий смысл. Теперь придется исправлять собственную ошибку. Так что лучше пострадать от колик, чем услыхать из уст каганбека смертный приговор, а потом пойти в свой дом и собственными руками лишить себя жизни. Как же так? – все будут жить, наслаждаться солнцем и голубым небом, ласками юных красавиц, а он… Б-ррр! Уж лучше об этом не думать. Следовательно? Следовательно, он должен приложить все силы, чтобы склонить князя Святослава к миру или, в крайнем случае, задержать его как можно дольше, пока каганбек не соберет войско под стенами Итиля. На худой конец можно передаться тому же князю Святославу или кагану Великого Булгар: умные люди нужны везде… Помоги, Всемогущий и Всемилостивейший, презренному рабу своему!
Солнце уже садилось, расплываясь в фиолетовой дымке, багровея и тускнея, когда посольский кортеж, скакавший правым берегом реки, ровным как стол и пустынным, как полуденное небо, заметил далеко впереди конный отряд, пыливший навстречу. Это могли быть только буртасы, кочующие между Итилем и Танаисом. Их ханов и беков ибн Эфраил знал хорошо, так что опасности при встрече с ними не предвиделось. Но по мере приближения отряда сопровождавшие посла наемники-хорезмийцы все чаще привставали на стременах, пытаясь из-под руки получше рассмотреть чужих всадников.
Забеспокоился и сам ибн Эфраил: похоже, это были не буртасы, не карабулгары и даже не булгары вообще, и не печенеги, и не угры, а совершенно чужие воины: и кони у них не степные, низкорослые, а более крупные, хотя и не такие быстрые, и сами всадники рослые, и щиты у них червленые, и сапоги, а порты белые, за спиной у каждого короткий червленый же плащ развивается на скаку, точно знамя.
Русь!
Это слово прошелестело среди воинов в пестрых халатах и чалмах и достигло слуха ибн Эфраила.
– Стойте! – вскричал он и поднял руку.
Хорезмийцы остановили бег своих арабских скакунов и образовали плотную завесу вокруг посла.
Их окружили.
– Кто такие? – спросил на булгарском наречии могучий воин с короткой русой бородкой и усами, грудь которого распирала блестящую кольчугу.
– Посол могущественного каганбека Хазарского к кагану урусов коназу Святославу! – ответил сотник и показал витой плетью себе за спину.
Круг хорезмийцев разомкнулся, и ибн Эфраил выехал вперед. На груди его блеснула в лучах заходящего солнца золотая шестиугольная звезда, висящая на массивной золотой же цепи. В центре этой звезды изображен храм, воздвигнутый в незапамятные времена царем Соломоном в древнем Ершалаиме богу Израиля Иегуде и разрушенный римлянами.
– Я, Эфраил, сын Манасии, посол каганбека Хазарского, – произнес ибн Эфраил по-русски, – послан моим господином и повелителем, – да простирается вечно над ним десница Всевышнего! – для встречи и переговоров с вашим каганом и повелителем, – да будут благочестивыми его помыслы и поступки! Проводите меня к вашему господину и повелителю!
Глава 18
Князь Святослав сидел возле костра и объедал мясо с бараньей ноги, срезая его ножом. Рядом с ним сидели два купца, недавно еще бродившие по итильскому базару.
– Булгары, что идут по левому берегу, схватили нас и не отпускали, – говорил тот, что постарше. – Но мы ночью сумели бежать. Поэтому и пришли к тебе, княже, на день позже, чем собирались.
– Что в Итиле? – спросил Святослав, вытерев жирные руки травой.
– В Итиле все тихо, княже. Тебя никто не ждет. Но так было три дня назад. В городе войск мало. Гвардия хорезмийских наемников – тысяч двенадцать. Еще есть отряды иудейских князей – примерно столько же. Есть ополчение из ремесленников и прочего люда – тысяч двадцать-тридцать. Среди них много хорезмийцев. В них не только мужи служат, но и жены. Итиль состоит из двух частей: Козарана и Саркела. Козаран укреплен слабо. Там почти нет войска. Одна лишь стража. Много рабов, чужеземных купцов и ремесленников. Эти, если их заставят, усердно сражаться за царя Козарского не станут. Поблизости кочуют несколько племен печенежских, да между Яиком и Итилем кочуют вольные кипчаки, которые могут придти на помощь, если им посулят хорошую плату. Но сейчас они далеко и вряд ли успеют. Каганбек может собрать тысяч сорок-пятьдесят, не больше, но настоящих воинов среди них мало. Саркел имеет высокие каменные стены и башни, его так просто не возьмешь. В самом городе войск нет. Наемники-хорезмийцы живут под его стенами, внутрь их не пускают. Но это хорошие воины, само войско их правильно организовано и обучено арабскому строю. Они хороши в нападении, но выдерживать долгую сечу с сильным противником не способны. Драться их заставляют не только большое жалование золотом и серебром, получаемое от каганбека, но и страх смерти в том случае, если они отступят или проиграют сечу. До сих пор они не проигрывали.
Купец замолчал, ожидая решения князя.
С реки тянуло прохладой, затихающим гомоном птичьего царства. Плескалась в песчаный берег, усеянный ракушками, итильская волна.
Со стороны передовых постов послышался топот копыт и громкие крики, предупреждающие о том, что скачет вестник с важным сообщением для князя. Топот оборвался вблизи, затем в свете костра показался воин в червленом плаще. Подойдя к князю и отвесив ему поклон, вестник сообщил о посольстве из Итиля.
– Большое посольство? – спросил Святослав.
– Пятьдесят всадников.
– Хорошо. Путята! – позвал Святослав одного из своих тысяцких, в чьем ведении было устройство лагеря, его охрана и наблюдение за порядком. – Поди встреть посла и его охрану, устрой их на ночь возле самой воды, накорми, отдели кострами от остального лагеря, никого за костры не выпускай. Послу скажи, что князь примет его завтра утром, а пока пусть отдыхает. – И, повернувшись к купцам:
– Так, говорите, не ждут?
– Не ждут, княже.
Другой, помоложе, напомнил:
– Не ждали, пока мы там были. А что сейчас, ведают лишь боги.
На судах и на берегу затихал воинский стан. Теплились в ночи костры. Перекликалась стража. Небо полнилось сверкающими звездами, мерцал Млечный путь, по которому когда-то прошла кобылица, потерявшая жеребенка, и молоко текло из ее переполненного вымени. Теперь по нему путешествовали на золотых колесницах боги из одного края света в другой; из-под копыт их коней и колес их колесниц срывались вниз звезды и, прочертив в темном небе светящийся след, безропотно угасали.