Идущие к свету, рожденные тьмой
Шрифт:
Кажется, солнце вовсе не двигалось по небосклону, деликатно зависнув на линии горизонта, а течение времени бесконечно растягивалось, наполненное глупыми детскими шутками, ребячеством и попытками хоть что-то выловить из реки, неспешно перекатывающей свои воды.
– Знаешь, если завтра Медж пойдет в деревню, я пойду с ней, и мы сможем снова увидеться, - заявил Родрик.
– Да, конечно, - растеряно произнесла Фейнис.
У нее из головы совсем вылетела ее наспех сочиненная история, и память незамедлительно напомнила Фейнис место, откуда она в действительности была родом. Крики односельчан, их искаженные страхом и ненавистью лица. Ярко пылающий костер, для которого не жалеют даже мебель, лишь бы поскорее избавиться от маленькой ведьмы, вытряхнувшей наружу все их маленькие
Фейнис закрыла лицо руками, поняв, что все испортила:
– Нет, нет!
– зашептала он, но было слишком поздно.
Родрик неподвижно замер, и на его застывшем лице читалось изумление и тревога. Его фигура побледнела и растаяла, а солнце моментально скакнуло по небосклону, закатившись за горизонт. Кто-то старательно, взяв за уголки, сложил и убрал гобелен звездного неба, обнажив ничем ни примечательную серую стену. За небом последовали река и луг, посеребренные луной, которая также отправилась следом, едва в ней отпала надобность. Серый туман рассеялся, и Фейнис поняла, что больше не спит.
ЧАСТЬ 7. КАЖДЫЙ В СВОЕЙ ТЮРЬМЕ.
Фейнис распахнула глаза. На темно-синем небе розовел рассвет. Она приподнялась на локтях и посмотрела в сторону костра. Тот давно потух, и все вокруг терялось в предрассветном сумраке. Возница так и не смог побороть сон и спал, ровно как и остальные, завернувшись в одеяло. У дерева обозначилось какое-то движение, и Фейнис увидела, как в ее сторону идет Родрик Хорн, ведя за собой лошадь. Он направлялся прямиком к кибитке, и в Фейнис зародились смущение и страх.
Родрик Хорн остановился напротив.
– Фейнис?
Она кивнула, подняв на него виноватый взгляд.
– Спасибо, - сказал он, успокаивая занервничавшую лошадь.
– За что?
– За воспоминания, - мягко улыбнулся Родрик и вздохнул.
– Если бы я мог как-то помочь тебе.
В его глазах отражались жалость и грусть. Он поправил седло, затем вскочил на лошадь и печально произнес, глядя на девочку сверху вниз.
– Прощай, Фейнис.
В лагере уже зашевелились, пробуждаясь ото сна, храмовники. Возница, сладко потягиваясь, пытался выпутаться из одеяла. Родрик тронул поводья лошади, и та медленно обогнула кибитку. Фейнис растерянно смотрела вслед удаляющемуся всаднику. Впервые за ее короткую жизнь кто-то поблагодарил ее, а не обозвал нехорошим словом или не высказал угрозу в ее адрес. И тот сон, что снился ей прошедшей ночью, вовсе не походил на все предыдущие, которые ей доводилось видеть. Может, впервые за долгое время перед Фейнис открылось то единственное окошко в тени, ради которого она блуждала среди искаженных людскими пороками зеркал, и вот, наконец, когда она едва заглянула в это единственное в своем роде окно, оно стремительно закрылось.
– Сир Родрик!
– крикнула она вслед уезжающему всаднику.
Родрик остановился и обернулся к ней. Наверное, что-то в лице Фейнис заставило его, мгновение помедлив, развернуть лошадь и направить ее обратно. Когда он вновь оказался возле кибитки, Фейнис протянула между прутьев руку.
– Возьмите это, сир Родрик.
– она раскрыла ладонь, на которой заблестела в лучах восходящего солнца простенькая оловянная заколка.
– Если когда-нибудь вы захотите еще раз встретиться со мной, то сожмите ее в ладони посильнее, и я смогу разыскать вас, как бы далеко мы не находились друг от друга.
Храмовники уже направлялись к кибитке, и на лице Фейнис все отчетливей читалась мольба. Родрик протянул руку и, на краткий миг сжав ее ладонь своей теплой широкой ладонью, взял подарок.
– Да, Фейнис, мы обязательно встретимся, - сказал он, прощаясь окончательно.
Он отъехал от кибитки как раз в тот момент, когда возле нее показались храмовники. Без слов помахав им на прощанье, Родрик Хорн вывернул на большак и скрылся за деревьями,
– Чего хотел этот проходимец?
– требовательно спросил рослый храмовник Брайс.
– Наверное, хотел тебя прибить за твои проделки. То-то вскочил ни свет ни заря и припустил прочь, даже не попрощавшись как подобает приличным людям!
В этот момент, все еще широко зевая, возница подвел к кибитке лошадь.
– А ты, смотрю, выспался, - подозрительно заметил храмовник.
– Неужели эта маленькая ведьма пожалела тебя?
Возница пожал плечами.
– Видать не такие уж вы и особенные, - высокопарно заметил он.
– Раз даже я оказался ей не по зубам.
Храмовник презрительно фыркнул и пошел за собственной лошадью.
Вскоре кибитка вновь не спеша тряслась по нервной проселочной дороге. По сторонам кибитку, как и прежде, сопровождали угрюмые храмовники. Разве что возница больше не косился с опаской на Фейнис, а беззаботно насвистывал себе под нос какую-то веселую мелодию.
Еще несколько привалов им пришлось сделать в безлюдных местах, прежде чем они добрались до озера Каленхад, посреди которого возвышалась Башня Круга. Каждый раз перед тем, как Фейнис засыпала, она надеялась, что Родрик позовет ее, но этого так и не произошло. Зато возница теперь открыто подтрунивал над угрюмыми храмовниками, раз за разом демонстрируя свою стойкость перед ведьмиными чарами, что в итоге однажды вылилось в забавную перепалку между храмовниками, один из которых высказал сомнения, не ошиблись ли они, и, может быть, настоящая ведьма ввела их в заблуждение, подсунув невинную девчонку, а сама осталась в поселке. Сошлись на том, что в Круге Магов все выяснится. Но выяснилось это гораздо раньше, чем им всем этого хотелось бы.
Последнюю остановку они сделали на берегу озера. Храмовники не захотели рисковать переправляться через озеро ночью и решили добраться до башни утром. В темноте башня выглядела безжизненно и неприветливо. Лунная дорожка на воде озера соединяла берег и темный силуэт башни, высившийся на фоне ночного неба.
Надежда Фейнис вновь встретиться с Родриком Хорном окончательно рассеялась, и ее сознание, едва затуманившееся сном, вновь по привычке брело по пустынной дороге, окруженной со всех сторон клубящимся мраком без единого просвета. Но нечто необычное и доселе невиданное странными сполохами рдело впереди. Фейнис вгляделась в туман, и внезапно перед ней, пробив серость и вознесясь ввысь, выросла огромная черная башня. Вокруг нее, воя, вращалось в каком-то неистовом танце бесчисленное число демонов, сталкиваясь, переплетаясь, высекая искры и пламя. Казалось, внутри этой непроницаемой башни было скрыто нечто, что неодолимо влекло их сюда, но черные стены не пускали внутрь, заставляя демонов, как хищную стаю голодных волков, без устали кружить вокруг. К башне устремлялись со всех сторон все новые и новые обитатели тени, и некоторые из них обратили внимание на Фейнис. Она отвернулась, зажмурилась, желая проснуться, и... распахнула глаза, в первое мгновение ослепленная ярким светом луны, зацепившейся за верхушку темной башни.
Вокруг кибитки царила какая-то суматоха. Фейнис приподнялась и попыталась понять, что происходит. По земле в свете луны катались двое. Один лишь хрипел через стиснутое горло, второй вопил, раз за разом нанося удары кулаком:
– Ах вы, надменные святоши! Я больше не буду прислуживать вам! Кто вы такие, чтобы указывать мне, что делать, а что нет!
Драку загородила темная фигура, и через мгновение один из дерущихся кубарем полетел в сторону. Это оказался возница. Худощавый храмовник, которого он избивал, с трудом сел, сплевывая из разбитого рта кровь и растирая горло рукой. Охваченный неистовством, возница вскочил на ноги. В свете луны в его руке блеснул нож, и он решительно двинулся на храмовников. Худощавый в страхе попятился от него, но здоровяк Брайс ни на мгновение не потерял самообладания. Едва возница прыгнул на него, целясь ножом в лицо, храмовник молниеносно перехватил его руку, а другой рукой, сжатой в кулак, нанес сокрушительный удар в челюсть. Возница без звука сложился, как куль муки, и затих. Склонившись над ним, Брайс холодно заметил, обращаясь к своему пострадавшему товарищу: